Игра. P.S.
Шрифт:
Лучше смерть, чем вот так. Ускользнула. Опять бросилась к нему. Сука!!! Сука!!!Сука!!!
Кулак в стену и к ней.
— Нет, — преграждает дверной проход отец.
Внутри ураган, с которым я не могу совладать. Штормит. Ломает. Разрывает. Уносит. Убивает.
— Папа, — упираюсь, как бык, лбом в грудь отца. Поддержка нужна.
— Пошли вниз. Здесь им поговорить нужно, — говорит отец, похлопывая по плечу. — Пошли, сын. Мне тоже объяснения нужны.
Плетусь вниз. Дробит так, что тело не слушается. В столовой сразу усаживаюсь на стул, иначе грохнусь. Пытаюсь дышать ровно. Успокоиться.
— Ром, не объяснишь, зачем ты здесь? И я на пару с тобой? Зачем Дема меня с охоты дернул?
— Не знаю, — запутался я. — Что он тебе сказал?
— Ничего толком. Просил вернуться в особняк, чтобы вы не поубивали друг друга, — говорит отец, усаживаясь на противоположном конце стола. — Эта девушка…
Отец не успевает договорить. В столовую влетает Бельчонок.
Трясёт всю. В глазах слезы и злость.
— Встань… — голос надломленный, но приказной.
Подчиняюсь.
— Полегчало? — шиплю, перехватывая руку, которая только что влепила мне пощечину. Не отпускаю. Притягивая к себе. — Если надо еще, то давай.
Вырывает руку. Дергает так, что отпускаю сам, иначе сама себе больно сделает. Вижу, что совсем не контролирует себя. Слезы льются из глаз. Руки совсем холодные и дрожат.
— Ненавижу тебя… — бормочет дрожащими губами. — Ненавижу…
— Любишь, Бельчонок. Любишь… — убеждаю ее, пытаясь успокоить. Медленно двигаюсь к ней, боясь спугнуть. Сам на грани. Но ей хуже.
— Не подходи! — выкрикивает.
Останавливаюсь. Держусь из последних сил, но не даю волю рукам. Хочу, чтобы сама.
— Бельчонок… Иди ко мне.
— Ненавижу… Ненавижу, — только и повторяет почти беззвучно.
— Любишь. Только боишься признаться, — делаю еще шаг. Замираю, потому что она начинает истерически смеяться.
— Точно, Ветров, я боюсь тебя. Всегда боялась. Сначала боялась влюбиться. Потом боялась быть выброшенной, ненужной. А потом боялась, что сделаешь больно. Как видишь, не зря боялась.
— Бельчонок…
— Заткнись и слушай. Я повторяю последний раз. Я не вернусь к тебе. Ни к тебе, ни к Деме. Хватит. Хватит передавать меня из рук в руки. Сначала поиграл младший Ветров и выбросил. Старший подобрал, а потом из благородности решил обратно вернуть. Только вы меня спросили? — подходит к Деме. — Ты меня спросил, хочу ли я вернуться туда, где была всего лишь грушей для биться?
Срывает. Ее слова по-живому рвут сердце на куски. Неужели не чувствует, что все не так. Неужели не слышит многочисленных оправданий и слов любви.
— Я просила сказать, если со мной что-то не так. Я была готова измениться. Просила сказать, если ты устал от меня или надоела. Мог просто расстаться со мной. Но зачем вот это всё…
— Дикарка, признай уже, что любишь его и хочешь быть с ним.
— Ты думаешь, я снова хочу, чтобы меня били и унижали. Называли мразью, корыстной сукой, лживой тварью. Или ты думаешь, мне нравилось смотреть, как он облюбовывает других девушек и брезгует мной, потому что я никакая, пресная, убогая для него. А может, мне было мало пощечины и нужно для профилактики еще несколько штук. А для закрепления — еще на колени, чтобы было не повадно портить безупречную репутацию эгоистичного мажора Ромы Ветрова, — ковыряла мне всё нутро,
— Я любил тебя… — ответил Дёма.
— А вы всё-таки похожи с Ромой. Вы так любите, что готовы жестоко выбросить… — она снова смеялась, хоть из глаз по-прежнему текли слёзы. — Я не образец идеальной девушки, но я реально старалась быть достойной тебя. Мне нужно было еще немного времени, а не эти подстроенные встречи с Ромой.
— Дикарка, скажи, сколько времени, и может я смогу подождать тебя.
— Я не знаю, Дем. Но я действительно хотела стать верной, заботливой женой для тебя.
— Мне мало заботы и верности, мне нужна еще любовь. Ты сможешь полюбить меня?
— Дема, хватит, — не выдержал я. — Она не сможет. Она всегда будет любить только меня.
Бельчонок повернулась ко мне. Совсем загнанная, заплаканная, бледная. Нужно было что-то решать. Я больше не мог смотреть на такую ее. Невыносимо больно.
— Я действительно не смогу ни с одним из вас. Простите меня, — и снова эта ее улыбка, которая я уже знаю, что значит «мне очень плохо». — Я пойду.
Я не могу ее отпустить. Это не может быть «нет» для нас. Будущее без нее немыслимо. Я дышать не смогу, если ее не будет рядом. Я думал, это мой шанс. Но оказалось смерть.
Она отдаляется, а из меня жизнь уходит.
— Дикарка, — кричит брат и вместе со мной бросается к ней.
Глава 41
Демьян
— Бельчонок, — кричит брат и вместе со мной бросается к ней.
Не так планировал. От нее другого ожидал. От себя другого ожидал.
Даже сейчас, когда уже всё решил для себя и за нее, не вывожу. Рвусь к ней.
— Стаять! — рявкает отец, который все это время сидел за столом.
Дикарка тормозит. И мы с братом за ней.
Поворачивается, ища глазами отца.
— Простите, Дмитрий Иванович. Мне очень стыдно, — извиняется, перебирая пальцы на руках.
— Все хорошо, девочка, — утвердительно говорит отец. — Иди, собери вещи. Я отвезу тебя в город.
Дикарка смущенно кивает и направляется к выходу.
— Рома, — предупреждающе говорит отец на попытку брата догнать Дикарку. — Сели оба.
Рома так и замер в дверях. Стоял и, не сводя глаз, смотрел на своего Бельчонка.
Хреново ему. И мне хреново. И ей.
Ей больше всех.
Потому что она была честна с нами двумя.
Без уловок. Без лжи. С искренними намерениями.
Она ни разу не сказала мне, что любит. Но тысячу раз повторила, что будет только со мной.
Дикарка сдержала слово.
Она была рядом. Была только со мной, не обращая внимания на других парней. Никогда даже не говорила об расставании. И очень старалась.
Она была идеальной.
С одним «но». Она была не моей.
Она была рядом, но не была со мной. Она веселилась и улыбалась, но в ее глазах плескалась боль. Была верной и держала парней на расстоянии, но и мне не могла отдаться. Она прижималась ко мне не потому, что хотела близость, а потому, что ей нужно было укрытие. Она заботилась, подчинялась, угождала, но не любила.