Играем в 'Спринт'

Оганесов Николай Сергеевич

– В полном порядке, товарищ подполковник.

Он великодушно не заметил оплошности, пропустив "подполковника" мимо ушей.

– Ты где был? Мы потеряли тебя у почтамта.

Ага, стало быть, я ушел не только от чужих, но и от страховавших меня своих. Нужно отдать должное - за все эти дни я ни разу не почувствовал их дружеской опеки и даже забывал порой, что, как у альпиниста, к моему поясу постоянно подстегнут страхующий фал.

Дабы не искушать судьбу вторично, я ответил в полном соответствии с

правилами конспирации.

– Халтура тут одна подвернулась, пришлось зайти кое-куда.

– Ты можешь говорить свободно?

– Вполне.

– За тобой никого?

Это он о возможно сопровождающем меня эскорте.

– Вроде нет.

– Где ты сейчас находишься?

– У "Лотоса".

– Жди меня там. Запомни номер.
– Он назвал четырехзначную цифру. Через четверть часа я буду ехать по бульвару в сторону центра. "Москвич" красного цвета, с противотуманными фарами. Увидишь, подними руку, как если бы левака останавливал. Понял?

– Понял.

– Все, до встречи.
– И он отключился.

Разговор не на шутку меня встревожил.

Вариантами, заготовленными нами на все случаи жизни, личная встреча с начальником отдела не предусматривалась. Не иначе случилось что-то из ряда вон выходящее, коли Симаков решился на прямой контакт.

"Терпение, - урезонил себя я.
– Через пятнадцать минут все выяснится".

А пока надо было куда-то деваться - стоять на одном месте опасно.

Я посмотрел вправо и снова натолкнулся взглядом на старушку.

Что ж, видно, судьба...

– Что, сынок, сорвалось?
– посочувствовала она, когда к встал на платформу весов.

– Что сорвалось, бабушка?

– Известно что, свидание.
– Она передвинула большую гирьку на одно деление и сокрушенно покачала головой.
– Рост-то у тебя какой, орел?

– Метр восемьдесят.

– Вот я и говорю, больно ты худой, кожа да кости. По правилам в тебе семи кило недостает. Что, кормят плохо?

– Кто кормит?
– не понял я.

– Ну в санатории или где ты там питаешься?

– Я сам по себе.

– Оно и видно, что сам.
– Она вздохнула.
– Силу мерить будешь?

– Давайте.

Я сжал в здоровой ладони продолговатый никелированный браслет и посмотрел на стрелку. Она чуть-чуть не дотянула до ограничителя.

– Надо же, - удивилась старуха.
– Тощий-тощий, а силенка еще есть. С лотереей что делать-то будем? Возьмешь?

Гулять, так гулять - я выудил из кармана рубль, отдал ей и спросил, проверяя только что пришедшую на ум мысль:

– Скажите, бабушка, вы случайно не знаете, где здесь автостоянка поблизости?

– Случайно знаю. У тебя что, машина есть?
– с сомнением поинтересовалась она.

– Не у меня, у друга.

Она достала пачку билетов, отделила от нее с десяток

и сложила веером.

– Как завернешь за гостиницу, там автобусная остановка будет. Сядешь в автобус, три остановки проедешь - так и уткнешься в автостоянку.

– Был он там, друг-то. Мест, говорят, нет, все заняты. А ему неподалеку надо. Может, другую какую знаете?

– Нет, милок, другой не знаю.

– А что, если он за гостиницу машину поставит?
– Я показал пальцем за спину.
– Как думаете, не прогонят?

– Как же он ее поставит, ежели туда мусорник в день по два раза приезжает?

– Какой еще мусорник?

– Какой - обыкновенный. Машина такая специальная. Ящики с мусором возит, не видал, что ли?

– Как же она туда въезжает? Узко там.

– Товарищу твоему, значит, не узко, - поймала она меня на противоречии.
– Заедет передом, а потом задний ход дает.

– Понятно...

– Выбирай билеты-то, - напомнила она.

– Не надо, - отмахнулся я.
– Оставьте себе, вдруг выиграете. У вас рука легкая.

– Подарок, что ли?
– смутилась старушка.
– Ну, спасибо.
– Она спрятала билеты в сумочку, возраст которой за древностью не поддавался определению.
– Дай тебе бог здоровья.

– И поправиться на семь кило, - добавил я, хотя переход в другую весовую категорию на ближайшее время не предвиделся.

Попрощавшись, я направился к кромке тротуара и пошел навстречу движению.

Мои антимагнитные показывали половину девятого.

3

В половине двенадцатого Симаков высадил меня у автозаправочной станции на въезде в город.

– Ну-ну, не вешай нос, лейтенант, - сказал он напоследок.
– Ты сделал все, что мог, даже больше. Готовь, Сопрыкин, рамку. Благодарность тебе объявим по управлению.

Это было слабое утешение, и, глядя на удалявшиеся в сторону города габаритные огоньки симаковского "Москвича", я старался умерить чувство досады, которое оставил во мне наш разговор.

Как ни лестно слышать похвалу из уст высокого начальства, какие бы железные доводы ни приводило оно в обоснование принятого решения, факт остается фактом - с нынешнего дня меня отстраняли от дальнейшего выполнения задания. Приговор был окончательным и обжалованию не подлежал.

Я опустился на лавку, вкопанную у щита с расписанием движения, и в ожидании рейсового автобуса стал перебирать подробности нашего трехчасового свидания, хотя в моем положении это уже не имело никакого значения. С тем же успехом я мог считать проносящиеся мимо автомобили или деревья, стоящие по ту сторону шоссе, - результат был бы тот же самый. Но, видно, слишком велика была сила инерции, слишком глубоко завяз я в этой истории, чтобы вот так, разом, выйти из игры. Думать не мог мне запретить даже Симаков.