Играй, Агата!

Штейнберг Катерина

– Садись, помощница, выбирай себе модель, я покажу, что дальше делать, – ласково говорит Лена, уже успевшая вывалить принесенные облака в сундуки. Агата отмечает, что с приходом мастера все как-то оживились, все машут ей, подзывают, хотят что-то показать, а Лена успевает и взглянуть, и по голове погладить, и что-то объяснить моментом. Агата смотрит во все глаза, ни разу в жизни ей не встречались добрые и веселые учителя. Особенно – учительницы. Учительнице полагается грозить, наказывать, отнимать, орать и «вон из класса!». Точно не целовать в макушку, как только что сделала Лена. Погладила и поцеловала. Вообще.

И совсем уж необыкновенно: девочка чуть старше Агаты приветливо улыбается ей, приглашает

за свой стол, открывает большую папку с образцами и объясняет, что надо выбрать. Не кривит презрительно губы, не задвигает демонстративно стул «здесь занято!», не закрывает локтем свою работу, чтобы никто не подсмотрел! Чудеса!

Агата выбирает забавную рыжую белочку («Для сестры, ее тоже Белка зовут», – объясняет она новой знакомой, Оле), обводит и вырезает выкройку, находит в сундуке подходящий лоскут оранжевого меха и белую фланельку для грудки, начинает шить – все это в состоянии какого-то радостного изумления. Так бывает? Вместо надсадного ора – деловитое жужжание, иногда вполголоса смеются, все друг другу помогают, передают лекала, поднимают укатившуюся под соседний стол катушку, подсказывают, делятся дефицитными хорошими иголками. В одном углу, где совсем большие девочки, поют тихонько какую-то древнерусскую песню про пряху.

К ним подходит мастерица Лена, присаживается рядом на корточки, внимательно смотрит, как Агата шьет.

– Ты уже училась раньше? – вдруг спрашивает она. – Нет? Ну надо же, ручки-то золотые, шов просто идеальный.

Она встает и хлопает в ладоши:

– Ребятки, послушайте меня! У нас сегодня новая участница, Агата, давайте поаплодируем ей, у нее все очень здорово получается, хотя она впервые взяла иголку в руки!

Агата хочет провалиться сквозь землю, и еще ей очень страшно: сейчас ее начнут обзывать, выкрикивать привычные оскорбления, показывать язык… Но происходит совсем другое. Все с энтузиазмом хлопают, ей кивают и показывают большие пальцы вместо языка. Когда она садится на свое место, то видит не поджатые губы и злые глаза, а широкую улыбку Оли. «Класс!» – шепчет ей подруга.

Подруга. У Агаты никогда не было подруг. С мальчишками можно гонять на велике, играть в индейцев и пиратов, теннис, пионербол, воздушные змеи – понятные люди, клятвы на крови, «свой-чужой», один за всех и все за одного. Чем занимаются девчонки? Шушукаются, договариваются, кому на этот раз объявить бойкот, ябедничают, подлизываются к учителям, пишут гадости в записках.

Или нет? Обнимают, протягивают так необходимую тебе сейчас катушку белых ниток, предлагают пойти вместе погулять – просто погулять, чтобы разговаривать! Приглашают в гости, угощают половинкой печенья. Самое удивительное: смотрят в глаза и кивают «ага, у меня тоже!».

Надо срочно придумать новое слово, чтобы как братство, только для девочек. Сестринство? Сестричество? Как сказать? Подружество?

Агата идет на ужин за руку с Олей, чувствуя себя гораздо больше девочкой, чем когда бы то ни было в своей жизни. Про ненавистный сарафан она забыла.

Глава третья. Агата играет на гитаре

“Вспомните, ребята! Вспомните, ребята!

Это только мы видали с вами,

как они стояли у военкомата,

С бритыми навеки головами”

Дмитрий Сухарев.

20 июня 1986 года, пятница

После тихого часа объявлена подготовка к конкурсу военной песни. Опять эта тягомотина! – бурчит себе под нос Агата. – Что в этом году? Опять про огонь в тесной печурке? Надоело, скукотища!

– Маркович, тихо! – одергивает ее «правильная» вожатая Надя. У них в этом году двое вожатых: корова Надя («корова» – потому что медленная, глаза большие, влажные, немного навыкате,

губы тоже большие и мягкие, и очень большая грудь. Возможно, именно из-за груди Надежда ходит неторопливо, поворачивается всем корпусом, редко повышает голос и вообще предпочитает где-нибудь сидеть в теньке с книжкой. У Агаты груди нет никакой, поэтому она не ходит, а летает, не разговаривает, а кричит, а если сидит с книжкой, то обычно скрючившись буквой зю, это и сидением-то не назовешь) и «пират» Ванька Семин. «Какой он вам Ванька!» – возмущалась в прошлом году мама, когда Агата рассказывала о необыкновенном везении, постигшем 11й отряд. Иван Иванович. Взрослый дядька, ему уже целых сорок лет, он лысый, жилистый, загорелый. Он настоящий пират, честно-честно. Служил на флоте, носит тельняшку, знает целую уйму пиратских песен, каких-то необыкновенных присловьев, смешных словечек. Народ его обожает, за него – в огонь и в воду. Когда отряд стоит на построении, надо видеть, как они едят его глазами, с каким восторгом слушают, как готовы сорваться по первому свистку его боцманской дудки.

С Иваном отряд (теперь уже 9й) ходит в образцовых и показательных: все смотры строя и песни, все спортивные соревнования, все конкурсы сказок, КВНы, викторины – наши. Утром, за минуту до горна, почти все стоят на низком старте у входных дверей, чтобы с первым шипением радио вылететь стремительной армадой из корпуса, до окончания бодрящего «вставай, вставай, порточки надевай» успеть домчаться до футбольного поля и занять первый ряд на зарядку. Чтобы Иван увидел, кивнул, одобрительно подмигнул, махнул рукой. На обед они ходят под песню «Отгремели песни нашего полка, отзвенели звонкие копыта», а после ужина сообщают всему лагерю, что «мой корабль давно стоит на рейде, борется с прибрежною волною. Эй, налейте, сволочи, налейте, или вы поссоритесь со мною!».

Так вот, Ивана чего-то не видно, поэтому Агата и приуныла, решила, что Надежда будет руководить подготовкой к конкурсу. Жди пионерско-комсомольскую тягомотину, никакого Высоцкого. Опять будем тянуть «Землянку» или «День Победы» под аккомпанемент дяди Паши-баяниста. В прошлом году, когда во второй смене вместо Ивана была подменная вожатая Ирина Николаевна, соорудили такое позорище на конкурс! Сидели на сцене в поддельной военной форме, на пол поставили «ветерок», завалили пионерскими галстуками и подсвечивали фонариками, типа, костер. Заняли последнее место, чуть со стыда не сгорели. Некоторые военные песни вызывают у Агаты отвращение какой-то слащавой неправдой, зато от настоящих в груди становится горячо и тесно, слезы щекочут в носу, Агата чувствует, что вот-вот разрыдается и от этого поёт еще громче и яростней.

Однако, вместо ожидаемого дяди Паши в холл влетает парень с гитарой, Агата видела его вчера на футбольном поле, это физрук для малышей, Вася. Вася классный, он носит выгоревшую штормовку с полукруглой надписью на спине «Стройотряд МГУ-1982», ругается смешными словами вроде «собака страшная», вечно облеплен малышней, как финиковая пальма. Больше всего он похож на Шурика из «Кавказской пленницы», только Шурик белобрысый недотепа, а Вася – загорелый, ловкий, все умеет и со всеми дружит. А теперь еще выясняется, что он играет на гитаре.

И он принес магнитофон. Это ансамбль Скай, объясняет Вася, сейчас я поставлю одну песню, и потом вы ее разучите и будете выступать.

Песня начинается безо всякого вступления, так, как будто продолжается какой-то разговор, это так необычно, и необычен ритм, и прямое обращение к слушателю:

«И, когда над ними грянул смертный гром,

Нам судьба иное начертала:

Нам, непризывному,

Нам, неприписному,