Игрек Первый. Американский дедушка
Шрифт:
— Вот и передай. И от полковника Судакова заодно. С этого света. Не забудешь?
Лейтенант Мухин с детской серьезностью помотал головой:
— Нет. Я помню, что вы еще на этом свете.
Майор Коробочкин дотошно восстанавливал все подробности служебного преступления, совершенного им в невменяемом состоянии. На это указывали и свидетельские показания, скрупулезно собранные сыщиком. Выходило, что оба преступления — Сизова и самого Коробочкина — по сути идентичны.
Сизов
Сам Коробочкин, освобождая Сизова из-под ареста, действовал точно так же.
Два преступления, случайно поставленные рядом, высветили темные стороны друг друга. В обоих случаях Коробочкин заподозрил чужую волю, принудившую Сизова, а потом и самого Стаса действовать, как ей угодно.
«Кому было выгодно заставить Сизова поджечь Безопасность, я не знаю, — рассуждал сам с собой сыщик, — но кому позарез понадобилось забрать у меня Сизова — гадать нечего. Только Судакову. Следовательно…»
Сержант ввел в кабинет майора задержанного. Мухина.
— Ты откуда?
— Из Службы безопасности.
— Убежал?
— Ушел.
— Кто же тебя выпустил?
— Полковник Судаков. Он вам привет передал…
«Дьявольщина! Кажется, проклятый чекист знает не только, что творится у нас в ментовке… Он и в голову ко мне залез!»
Смятение сыщика Муха расценил по-своему.
— Полковник пока на этом свете.
Коробочкин оторопело уставился на полоумного:
— А я на каком?
Майор Коробочкин на самом деле не ведал, на каком он свете. Из допроса душевнобольного Мухина он узнал, что полковник Судаков целыми днями расспрашивал пограничника о каких-то призраках. Узнав, что призраки диссидентов изводят призрак Андропова душеспасительной болтовней, полковник затосковал. Пытался выяснить у завсегдатая того света, нет ли там службы безопасности. Судя по всему, ее не было. Даже Берия ходил без охраны, и каждый желающий подвергал его остракизму.
Станислав Сергеевич удрученно смолк, уяснив, что, расспрашивая о деталях загробной жизни, начинаешь в нее верить как в реальность. И незаметно сходишь с ума. Принимаешься всерьез размышлять: неужели у Берии не осталось верных ему людей для охраны, чтоб оберечь палача от плевков в лицо?
Грозная тень шизофрении упала на майора Коробочкина, и мир сразу померк в его глазах.
Станислав Сергеевич попытался выбраться на свет. Например, ему захотелось расспросить свидетеля Мухина о призраках Сталина и Ленина, но он преодолел искушение безумства. Прошел по солнечной стороне улицы, не споткнувшись.
«Плевать на тот свет. По последним сведениям, Судаков пока еще служит на этом. На том свете он наверняка определится в свиту Лаврентия Палыча. Садисту как раз
Коробочкин спохватился: незаметно он вновь свернул во мрак. Каждая тень там пугает, напоминая о мертвецах, ведьмах, чертях…
«Факты говорят о том, что Судаков научился внушать людям свои желания. Они выполняют его приказы, впоследствии не имея об этом никакого представления. Кроме того, Судаков прислал ко мне Мухина, который засрал мне мозги загробными байками. Зачем? А для чего ему понадобился пожар? А чего ради полковник под видом Брокгауза улегся в Воробьевку?»
Лейтенант Мухин смотрел на Коробочкина голодными глазами. Будучи живым человеком, пограничник время от времени хотел есть. Одно из неудобств тех, кто пока пребывает на этом свете.
Станислав Сергеевич подкормил психа содержимым своего сейфа.
После двух яиц с сыром и куском колбасы пограничник повеселел. Безумная чернота в его глазах просветлилась и заголубела. И нехорошая задумчивость развеялась. Нормальный парень.
— Вам привет! — с милым лукавством улыбнулся Муха.
— От кого? — не подозревая дурного, спросил майор.
— От Феликса Эдмундовича.
Коробочкин обомлел.
— Разве он меня знает?
— Он всех знает.
Станислав Сергеевич понял, что станет психом, если задаст свой вопрос. Но не удержался.
— Что он там делает?
— Вас ждет. Такие люди на том свете нужны.
Сыщик испытал не совсем нормальное желание: сесть в темный уголок и долго — долго куковать, освобождаясь от застарелой тоски. Как это делала сумасшедшая тетка в психушке.
Брокгауз вернулся в Воробьевку после отбоя. И вместо того, чтоб идти с повинной головой в свою палату, бодро направился в женскую.
— Куда, котяра! — кинулась к нему бдительная Люсьена.
Шустрый старикан поспешил юркнуть в дамскую обитель.
Кукушка, укрывшись одеялом с головой, всхрапывала во сне. Койка Алевтины была пуста.
Неприкрытый разврат пробудил в медсестре, отнюдь не склонной к аскетизму, отчаянную моралистку.
— Завтра всех мужиков будем кастрировать! — заявление, способное вызвать панику в мужской палате, в женской должно было встретить крики одобрения. Но Кукушка не откликнулась из своего укрытия.
— Где Алевтина?
Впервые Люся увидела Брокгауза в таком волнении.
«Сейчас кондратий хватит дедульку!» — испугалась сестричка, вспомнив о своих служебных обязанностях.
То же самое ужаснуло и Тину, когда она впала в трясучку от страха за свое ненаглядное тело.
«Сейчас дуба дам! Ой, сердце у старикашки тарахтит с перебоями… Идиотка! Влезла в старую вонючую шкуру! Все равно что в помойку! Твое бессмертие закончится этой ночью!»
Сердобольная Люся уложила Брокгауза в пустующую койку.