Игрейн. Леди с надеждой
Шрифт:
– Иди, пока пол теплый.
Торопливо угукнув, подхватываюсь с места. Особо размываться смысла нет - одежда все равно та же, только что белье сменить, да постирать. Отвожу глаза от мужского исподнего, тщательно выстиранного и на веревку вывешенного. Все же такое совместное путешествие слишком многое открывает в людях.
После, когда мои панталоны заняли свое место на веревке я меланхолично произнесла:
– Знаешь, как честный человек ты должен на мне жениться.
– Я с селян денег беру больше, чем положено,-
– Тогда вопрос снимается,- так же спокойно отзываюсь я.
Кто-то скажет на пустой лавке, без подушки и одеяла, без перины, уснуть невозможно. Тем более избалованной городской девице. И я бы, вчера, согласилась. Сегодня я уснула едва лишь успев руки под голову сунуть. Даже ломоть хлеба с сыром доедать не стала. Сквозь первый сон еще слышала, как Чумной по комнатушке бродит, а потом совсем провалилась.
Утро наступило утром. И как и любым утром вставать не хотелось. Вяло поплескала в лицо водой, дожевала хлеб с сыром, и замерла на скамье. Тело ныло. Непривычное к таким нагрузкам оно подводило меня. Маркус протянул крохотный пузыречек:
– Выпей, станет легче, обещаю. Прости, Игрейн, я не тот человек что сможет одним махом решить все твои проблемы.
– А нет таких людей,- легкомысленно отзываюсь я.
– Но мне приятно идти с тобой рядом, а это уже неплохо, правда ведь?
– Ты слишком легко относишься к жизни.
– Я развязала войну, так или иначе, а это сделано моими руками,- смотрю на него, горло сжимается.
– Будут умирать люди, Марк, не те, кому должно.
– А есть кому должно?
– мягко спрашивает Чумной, и я со злостью и ожесточением бросаю:
– Есть.
– А кто их осудил, ты?
– Но ведь меня судили, и семью мою судили,- кривлюсь,- никто не следует за мудростью друидов, Лекарь. И я не пойду, у меня уже дважды не вышло. Знаешь, в чем суть? Суть в том, что я могу исцелять крапинку, это смертельная болезнь, если вдруг ты не в курсе, Лекарь. Суть в том, что мы лишь пытались заслужить прощение Богов, и никто не был к нам снисходителен. Так почему я должна...Неважно, забудь.
Зябко охватываю себя за плечи и отворачиваюсь. Это день мы шли молча. До деревни. Время тянулось как патока, и горе тому, кто считает патоку сладкой. Размолвка начатая мной на пустом месте сильно ударила по нашему хрупкому взаимопониманию. И я в очередной раз вспомнила отца. Разозлилась, промолчи. Счастлива, помолчи. Чаще молчи, и будет тебе счастье.
Уже у деревенского плетня Чумной перехватил мои ладони и крепко их стиснул:
– Не дай ненависти сожрать себя, девочка.
– Ты не сердишься?
– Ты еще слишком юна чтобы сильно меня зацепить,- рассмеялся Маркус и развернулся.
– А вот сейчас сержусь я!
В деревне мы не задержались. Плотно пообедали, затем купили у местных мужскую одежду для меня, по размеру, купили провизии
– Тянет же тебя в глушь,- проворчала я, наслаждаясь самой возможностью говорить.
– Странно что нас гнус не закусал еще.
– Я полог держу,- отозвался Лекарь и мне показалось что он улыбался.
– Крепче держи. Так почему мы ушли?
– Там тракт для телег, для конных. Времени идет достаточно, скоро по деревням пойдут отряды. Герольды будут разъяснять простому люду кому они теперь служат. И отрядов будет как минимум три, от разных клик. Я бы не хотел оказаться там, где они сойдутся в бою.
– Я не понимаю.
– Откопали бастарда прежнего короля,- Чумной ловко приподнял ветви и жестом пригласил меня пройти вперед.
– Кто возьмет над ним опеку, тот и в шоколаде.
– А нынешний? Подожди, откуда ты знаешь?
– Ты уже уснула когда пришел вестник от моих друзей, из Дин-Эйрина. Бастард девчонка, выдадут замуж, заделают младенчика, а там видно будет. Может жива останется, может нет. Тут вопрос в том, кто права опеки получит, и за кого отдаст. Да только не долго она жить будет.
– Почему?
– Я знал ее мать, да и ее саму тоже,- Лекарь пожал плечами,- из лесных ведьм. Норов дикий, бешеный, эта будет до последнего сопротивляться, зубами, когтями рвать. Живых, мертвых, никого не пощадит.
– Вот еще одна жизнь, которую я переломала,- легкокрылая бабочка обогнула Чумного и нашла пристанище на ярком, цветущем кустарнике.
– Ты можешь это исправить?
– Не знаю, но это определенно правильный вопрос,- дышать становится чуть легче. Действительно, что за бред? Все можно исправить кроме смерти. А я пока жива.
Тело стремительно привыкало к нагрузке. Чумной понемногу поднимал темп, несколько раз мы даже начинали бежать.
– Это зелье используют воины, восстанавливаюсь после тяжелых ранений,- на бегу пояснял Чумной.
– Оно заставляет организм скорее принимать перемены.
– Я стану отличной бегуньей?
– Вряд ли, но задыхаться при беге перестанешь.
– Я в хорошей форме,- возмущаюсь я.
– Хорошая фигура и тренированное тело далеко не всегда синонимы,- отмахивается от меня Чумной.
В траву я падаю мысленно прощаясь с легкими. В лесу уже темно, Маркус отходит, возится, возвращается ко мне и подхватив под грудью перетаскивает к крохотному костерку, выдает еще один пузырек с зельем:
– Это твой ужин, Игрейн.
– Полагаешь, пора худеть или экономишь?
– Два в одном, предпочитаю рациональность.
Уснула я навалившись всем телом на Чумного, и мне было совершенно наплевать на всю аморальность нашей позы. Лекарь не причинит вреда ни мне, ни себе.