Игрок
Шрифт:
– Давай не будем об этом, – предупреждаю я, потому что мое сердце вырывается из груди при каждом упоминании имени Пенелопы.
Даже в самых смелых мечтах я не представлял, что Грэхем заговорит со мной о Пенелопе. Он эгоистичный мудак, который проводит больше времени, любуясь на себя в зеркало, чем на окружающих. Так что меня не просто шокирует, мне абсолютно не надо, чтобы он задвигал свое тщеславие даже на пару секунд и влезал в мои дела.
– А почему это так тебя задевает? – спрашивает Грэхем.
– Меня? – указываю
– Нелл не просто женщина, с которой ты спал, Гевин. Она нечто большее. У меня к тебе вопрос: почему ставишь во главу какой-то гребаный покер? Ты уже знаешь, что ты лучший, какой тогда смысл?
Я смотрю Грэхему в глаза, пока вытирая руки, до боли сжимаю полотенце.
– Все просто, Грэхем. Меня не интересуют длительные отношения.
– Полная хрень. Это все гребаный бред, и ты это знаешь. Скажи, ты просто боишься?
– Почему, черт возьми, я должен бояться женщины? Я считал, что ты знаешь меня лучше.
– Ты боишься не Нелл, придурок, ты боишься, что люди поверят, что ты пошел по стопам отца.
Ну, если это не Божья правда, то я не знаю, что тогда. Всю свою взрослую жизнь я делал все возможное, чтобы не закончить, как отец: не проиграть и не потерять жизнь из-за женщины, которая забудет о тебе сразу, как твое тело станет холодным. Почему я должен вести себя по-другому сейчас?
– Я не боюсь стать похожим на отца, я просто не хочу, чтобы люди видели какую-либо связь между нами.
– А почему бы и нет? Из моих воспоминаний, твой отец был эмоциональным и добрым человеком. Он, возможно, не очень хорошо это показывал, но любил тебя и...
– Он, бл*ть, не любил меня! – бросаю в ответ, прерывая Грэхема. – Если бы он любил меня, то не проводил бы каждый час за столом в погоне за тем, что у него уже было.
Отступив назад, Грэхем стучит по барной стойке перед собой и засовывает руки в карманы.
– Ну, в таком случае, ты на самом деле как твой отец, Гевин. – Покачав головой, он неторопливо идет на выход. – Ты много всего выиграл и доказал свою состоятельность. Ты добился успеха, дальше больше некуда. Ты продолжаешь гоняться за мечтой, которую уже осуществил, в точности как он. Сейчас настало время жить вне карт и покерных фишек. Надеюсь, Нелл будет рядом, когда ты, наконец, вытащишь голову из задницы. Если ты, конечно, это вообще сделаешь.
Не сказав больше ни слова и не дожидаясь моего ответа, Грэхем уходит. Щелчок дверного замка эхом разносится по моим очень пустым, очень холодным апартаментам.
– Бл*ть, – бормочу я, впиваясь в лоб пальцами, чувствуя, как в основании черепа начинает формироваться сильная головная боль.
Оказавшись в спальне и начиная раздеваться, я обдумываю последнее заявление Грэхема. Неужели я так зациклился на том, чтобы не влюбиться в
Быстро подготовившись ко сну, даже не утруждая себя ужином, я проскальзываю между прохладными простынями и таращусь в потолок, заложив руки за голову.
Когда я впервые ее увидел, то захотел трахнуть. Я хотел трахнуть ее сильнее, чем любую другую женщину когда-либо. Поэтому я поторопился сделать то, что умею лучше всего. Преследовал, поймал и заклеймил.
Но мне было мало.
По какой-то непонятной причине мне нужно было больше. Мне нужно было сделать ее своей, убедиться, что она будет выкрикивать ночами только мое имя, видеть ее яркую улыбку по утрам и чувствовать ее маленькое, гибкое тело возле своего во время сна.
И знаете что? Будь я проклят, если не наслаждался каждым моментом ее присутствия.
Но это пора было прекращать. Я знаю, что происходило. Меня пугало, что я шел по стопам отца, но я отказываюсь гравировать на себе клеймо позора.
Так почему все ощущается таким чертовски неправильным? Почему я чувствую, что теряю контроль? Почему мне кажется, что я не могу дышать? Я зажмуриваюсь, когда образы Пенелопы проносятся в моем разуме: как ее волосы раскидываются по моей обнаженной груди, как она сладко мне улыбается и дерзит. Картинки затуманивают мой разум, а острая боль пронзает моё гребаное сердце.
Без нее в постели холодно и одиноко. Без нее всё в комнате кажется мрачным, унылым и ненужным.
– Бл*ть! – снова выкрикиваю я, ударяя кулаками по матрасу.
Сдавшись, хватаю телефон и открываю список сообщений. Последнее я отправлял Пенелопе более двух недель назад.
Две гребаные недели назад!
Дерьмо.
Поскольку я мазохист и нуждаюсь в очередной дозе боли, я набираю сообщение.
ГЕВИН: Я скучаю по тебе.
Это не ложь, это чистейшая правда. Я чертовски по ней скучаю. Я скучаю по всему в ней, начиная от сломанного каблука на ее изношенных туфлях, до ее вспыльчивости и до того, как она стонет мое имя в момент кульминации.
Прежде чем я успеваю собраться с мыслями, мобильник оповещает сигналом о пришедшем ответе, возвращая меня к реальности.
ПЕНЕЛОПА: Оставь это, Гевин. Ты все еще планируешь завтра играть?
Я ни секунды не сомневаюсь.
ГЕВИН: Да.
ПЕНЕЛОПА: Тогда нам не о чем разговаривать. Удачи.
Поскольку я не могу, бл*ть, остановить кретина внутри меня, то отвечаю ей злом, дабы не показать свои раны.
ГЕВИН: И вам того же, мисс Прескотт.