Игрок

Брэнд Макс

— А ну, тихо! — прикрикнул шериф, отодвигаясь внезапно от Дорна и сбрасывая с себя его руки. — Если ты только посмеешь вмешивать в свою грязную игру имя… имя этой леди, будь я проклят, если я сам не накину петлю на твою шею. И первым же ее затяну.

Зрители грозно зашептались, а Дорн застонал от ужаса.

— Я ничего не могу сказать, — скулил он. — Вы не хотите меня слушать.

— Выкладывай, — велел ему шериф. — Я просто тебя предупредил. А теперь говори. Называй, кого хочешь, лишь бы это было правдой.

— Правдой? — внезапно вмешался Коркоран. — Посмотрите на него, шериф. Неужели вы думаете, что этот жалкий трус и негодяй способен

говорить правду? — И он указал на Дорна, который трясся всем телом. Однако в своем ужасе Дорн дошел до предела. Подобно крысе, загнанной в угол, он выпрямился и обратил на Коркорана лицо, сведенное судорогой и потемневшее от ненависти и злобы. Он вытянул руку, направив на Коркорана указующий перст.

— Это Коркоран! Это все Коркоран! — вопил он. — Он без памяти влюбился в Китти Мерран, просто голову потерял! И… решил избавиться от Роланда. Он предложил мне пятьсот долларов, чтобы я убил Генри Роланда, а когда я отказался выполнить это грязное дело, хотел убить меня самого!

Глава 24

Выкрикнув эти лживые слова, он свалился на пол, умоляя шерифа защитить его от револьвера Коркорана. Шериф с презрением смотрел на труса и негодяя, который валялся у его ног, затем обернулся к Коркорану. Тот сидел на краешке стола, качая ногой и с улыбкой поглядывая на собравшихся. Ни один мускул на его лице не дрогнул на протяжении всей этой сцены.

— Что обычно делают с человеком, который так бессовестно лжет, шериф? — спросил он Майка Нолана. — Или вы верите тому, — добавил он, — что человек в здравом уме может послать какую-то жалкую шавку, чтобы она расправилась со львом?

Коркоран спокойно огляделся вокруг себя. Однако лица окружающих его мужчин были словно выкованы из железа. Этим людям были известны многочисленные недостатки характера Генри Роланда. Знали о его болезненной гордости, о том, что он иногда бывал слишком высокомерен, а порою унижал людей своей покровительственной манерой. С точки зрения общества Запада, это были серьезные недостатки. Однако и достоинства его были широко известны. Его храбрость, великодушие, всегда открытый кошелек и доброе сердце были известны не по слухам, а по тысяче добрых дел, о которых знали все и каждый. Они даже не отдавали себе отчета, каким уважением пользуется этот человек, пока им не стало известно, что против него затевается какой-то заговор. Вот почему так сурово смотрели они теперь на Коркорана, которого удивила и озадачила эта суровость. Вся история казалась ему настолько смехотворной, что о ней не стоило и думать всерьез. В этот момент он забыл, что находится в тех краях, где случаются и более странные вещи. Здесь человек может лечь спать бедняком, а проснуться баснословно богатым человеком, а богатство добывается из самой грязи! Вот почему обвинение, выдвинутое Дорном, ни одному из этих серьезных мужчин, находящихся вместе с ним в комнате, не показалось смехотворным. Они пока не произнесли ни одного слова против Коркорана, однако смотрели на него с таким выражением, которое ясно говорило: что это за глупый закон, если он считает человека невиновным, пока вина его не доказана? На Коркорана легло пятно, и он внезапно понял, что оно так на нем и останется, пока он не смоет его.

— Я бы хотел задать этому человеку несколько вопросов, — обратился он к шерифу. — Можно?

— Давайте, — разрешил Нолан. — Клянусь небом, мне бы очень хотелось, чтобы вы могли опровергнуть его слова.

— Подождите, шериф. Это ведь не я должен доказывать

невиновность, это он обязан предъявить доказательства своего обвинения. Разве не так гласит закон?

Шериф почесал в затылке.

— Закон интересная штука, — сказал он. — Я имею с ним дело чуть ли не всю свою жизнь, но мы так по-настоящему и не подружились. Мне от него не было никакого проку. Я старался обходить его насколько возможно, только и всего. Не знаю, что он говорит в данном случае. Пока мне известно только то, что сейчас сказал Дорн!

Все остальные закивали.

— Встаньте, Дорн, — сказал наконец Коркоран.

Дорн посмотрел на шерифа, и тот прямо задрожал от отвращения, так противно ему было смотреть на этого жалкого труса.

— Поднимись и встань на ноги. Поднимись, Дорн! Он тебя не съест, по крайней мере пока мы здесь, рядом.

Дорн поднялся и стоял, шатаясь на дрожащих ногах..

— Итак, Дорн, — сказал Коркоран, — попробуйте связно рассказать свою историю, потому что я постараюсь поймать вас на лжи, если мне это удастся, и добиться наконец правды. Итак, я говорил с вами насчет Роланда, верно?

— Верно, — с трудом вытолкнул из себя Дорн.

— Отлично. Повторите все, что я сказал. Повторите!

Глаза Дорна дико блуждали, однако напрасно времени он не терял, ибо на него сошло вдохновение.

— Вы сказали: «Дорн, я хочу поговорить с вами о личном деле, в котором… «

— Погодите, — перебил его Коркоран. — Вы, я вижу, более искусный лжец, чем я предполагал. Начнем иначе. — Он помолчал, хмуро глядя прямо в глаза Дорна. — Каким образом вы оказались в этой комнате?

— Каким образом? Вошел через дверь, разумеется. Как еще джентльмен может войти в комнату своего… друга?

— Джентльмен? — тихим голосом спросил Коркоран. — Своего друга? Ну и ну!

Это произвело впечатление даже на серьезных шахтеров, которые сидели в комнате. Уверенность Коркорана могла бы сдвинуть горы! Кроме того, трусость, с их точки зрения, была одним из самых страшных грехов. И это отвращение к трусости восстановило их против Дорна.

— Разве вы не влезли в окно, Дорн? — безжалостно продолжал Коркоран.

— Нет! — выдохнул тот.

Однако то, что он привлек всеобщее внимание, заставило его отпрянуть назад. Бегающие глазки слишком красноречиво говорили о лживости его натуры.

— И когда вы осторожно проникли в комнату через окно, вы не крались вдоль стены к моей кровати?

— Нет, — прошептал Дорн, расстегивая на груди рубашку, чтобы легче было дышать.

Коркоран встал со стола и спросил, указывая пальцем на оружие:

— И у вас не было в руках этого револьвера?

Все взоры устремились в угол комнаты. Там у стены лежал длинный шестизарядник. По комнате прокатился сердитый нетерпеливый шепот, и взоры присутствующих обратились на Дорна.

— Что же ты молчишь, Дорн? — спросил шериф. — Желательно было бы узнать, что ты на это скажешь. Чует мое сердце, здесь не все чисто.

— Ради Господа Бога, джентльмены! — взмолился Дорн. — Поверьте мне! Я не делал того, в чем он меня обвиняет!

— Итак, вы не подходили к кровати, не наклонялись над ней? — продолжал говорить Коркоран. — И не стояли в темноте, не искали меня в кровати, держа в руке револьвер?

Дорн не мог произнести ни слова. Он только яростно тряс головой, давая понять, что не согласен со сказанным.

— И я не набросился на вас сзади, — продолжал Коркоран, — и не ударил вас рукояткой своего револьвера?