Игрушка из Хиросимы
Шрифт:
— Они думают, что я покойник. Кстати, каким образом они появились на фабрике?
— Ты же знаешь, что все это время они охотились за тобой, — напомнила Мизуки. — И вот, наконец, настигли тебя в безлюдном месте. Выследили и напали. Этого не должно повториться.
— Не повторится, — пообещал Бондарев. — Впредь буду осторожнее.
— Нет, Константин. От Хозяев тебе не уйти. Слишком большая организация, слишком сильная. У них повсюду осведомители, даже в полиции. Ты — русский, и тут все против тебя. — Мизуки виновато развела руками, словно извиняясь за миллионы своих соотечественников.
— Не
— Мы в меньшинстве. Ты ничего не сможешь здесь сделать, только умереть. Ты должен уехать. Завтра же.
— Сначала я должен разобраться с твоим управляющим.
Она увещевающе положила ладонь на его плечо:
— Он ни при чем. Я говорила с Хато по поводу нападения людей в масках. Он ничего не знает. Не видел и не слышал, что во дворе дерутся. У него было срочное совещание, потому что график поставок не должен сорваться.
— Он все видел и слышал, — буркнул Бондарев.
— Ты ошибаешься, Константин.
— Я точно знаю.
— Это уже не имеет значения, — произнесла Мизуки тусклым голосом и отвела взгляд в сторону. — Все решено. Завтра в девять часов утра ты вылетаешь в Москву. Отсюда есть прямой рейс. Врачи посоветовали доставить тебя на инвалидной коляске и…
— Почему не на носилках? — мрачно проговорил он.
— Хорошо, пусть будут носилки.
— Тогда, может быть, сразу в гробу?
— Глупая шутка. Она мне не нравится.
— А мне не нравится идея с отъездом, — заявил Бондарев. — А что если люди, устроившие взрыв, вернутся? Что, если на этот раз на воздух взлетит вся фабрика? Вместе с людьми?
— Это уже не твое дело! — воскликнула Мизуки не менее запальчиво. — Тебя прислали сюда по моей просьбе. Так вот, я отменяю вызов. Обращусь в полицию, пусть они разбираются.
— Как к этому отнесутся Хозяева северных территорий, ты подумала?
Ее лицо вытянулось, глаза забегали, как будто выискивая близкую опасность.
— При чем тут Хозяева? — произнесла она, пытаясь храбриться.
— При том, что эти ребята не бросают угрозы попусту.
— Это мое дело.
— Не только твое, — возразил Бондарев. — Когда я вспоминаю все, что произошло со мной здесь за последние дни, то считаю это и своим делом тоже. Ты попросила Борового о помощи, и он ее прислал. В моем лице. Но я свою работу не закончил. Поэтому я остаюсь, Мизуки. Даже не для того, чтобы помочь тебе, а потому, что хочу довести это дело до конца. Оно меня затронуло. Очень сильно затронуло. — Он криво усмехнулся. — Глубоко и болезненно.
— Даже не надейся, — покачала головой японка. — Завтра ты улетишь, даже если мне придется приказать слугам запихнуть тебя в самолет силком. Я так решила.
Она вскочила и направилась к двери. Окликнув ее, Бондарев поманил пальцем.
— О’кей, — произнес он, когда она склонилась над ним. — Ты победила. Завтра я покину ваш негостеприимный город. Попроси Наши привезти мои вещи, они у Кйоко. Но сейчас присядь и ответь на несколько моих вопросов. Я хочу кое-что выяснить, прежде чем удеру отсюда с поджатым хвостом.
Она села. Ее улыбка была
Когда же Мизуки услышала вопросы, ее лицо исказилось, как от боли. Она вскочила со слезами на глазах и срывающимся голосом выкрикнула:
— Я не знаю ответов! И не хочу знать! Ты на ложном пути, Константин. Кроме того, тебе незачем копаться в этом перед отъездом.
С этими словами Мизуки выскочила из палаты.
Бондарев закрыл глаза, твердо зная, что никуда не полетит завтра утром, потому что он находился не на ложном, а на правильном пути. И этот путь, если пройти по нему до конца, должен привести Бондарева к одному из самых кровавых преступлений в истории человечества.
А заодно, и к его собственной смерти.
21
В десять часов вечера в палату заглянул улыбчивый здоровяк Наши и осторожно поставил возле кровати сумку Бондарева. Майор притворился спящим. У него не было сил на ответную улыбку или изъявления благодарности.
Около полуночи дежурный врач и медсестра отключили его от капельницы и пожелали ему доброй ночи. Скривившись, он пожаловался, что не может уснуть. Ему предложили снотворного, но он попросил обезболивающее и был вознагражден уколом.
Оставшись один, Бондарев пару раз задремал, но в целом боролся со сном достаточно успешно. У него были другие планы.
Примерно в половине четвертого утра, когда ночной мрак сменился голубоватыми сумерками, он сел на кровати и подождал, пока комната перестанет кружиться перед глазами. Через несколько минут он был на ногах. Достав из сумки чистые шмотки, переоделся. Бумажник с деньгами был на месте. Оружие осталось во дворе чертовой фабрики.
Прокравшись по пустынному коридору, Бондарев успешно миновал два дежурных пункта и выскользнул из больницы. Такси на улицах хватало, так что голосовать долго не пришлось. Таксист опасливо покосился на разукрашенную физиономию седока, но протестовать против его вторжения не отважился и послушно поехал к мосту на улице Хакасу, запомнившейся Бондареву по совместной прогулке с Кйоко.
Вообще-то мостов они пересекли не меньше десятка, пока не нашли нужный, но пачка иен помогла таксисту соблюдать терпение и выдержку. К счастью, Бондарев смутно помнил дорогу. В пять часов утра он увидел нужное место, расплатился и вышел. Это был дешевый, если не сказать, убогий район дешевых магазинов, отелей и забегаловок. Несмотря на раннюю пору, по улицам уже передвигались какие-то подозрительные личности, напоминавшие персонажей азиатского боевика. Бондарев подумал, что будничная Япония выглядит совсем не так, как в познавательных телепередачах или на фотографиях наивных туристов. Стоит немного удалиться от центра, и ты оказываешься в реальном, опасном мире, не приукрашенном рекламными вывесками и отвлекающей мишурой. В районе, где он сейчас находился, занимались не нанотехнологиями или рисованием иероглифов. Здесь потребляли наркотики, торговали женщинами, воровали и пьянствовали.