Игрушки для императоров: Лестница в небо
Шрифт:
— А на самом деле ты — офицер корпуса телохранителей, и тебе наплевать на всех них. Для тебя гонки — всего лишь хобби. Так?
Она кивнула.
Машина вдруг резко затормозила. Если бы не ремни, я бы вылетел. Нас вновь остановили.
На сей раз гвардейцы попались более жесткие. В полной броне, с закрытыми шлемами, окружили машину, наставив на нее весь имеющийся немалый арсенал. Один залп — и машина превратится в маленький гробик с двумя обугленными шашлычками внутри.
Катарина так же молча протянула опасливо приблизившемуся
— Что там? — поинтересовался я.
— Очень хорошая штука. Нас не могут проверять или досматривать, даже документы попросить не могут. Выдается только особо важным сотрудникам при исполнении. Максимум их возможностей — доложить моему начальству, фиктивному, конечно, что я нарушила правила движения, если я их нарушу. Даже если я кого-нибудь собью или убью, они надо мною не властны.
— Круто! — я присвистнул. — Такое выдают всем офицерам корпуса?
Сеньора майор отрицательно покачала головой.
— Только группам при исполнении. В моей машине может находиться охраняемый объект, сам понимаешь.
— А ты при исполнении?
— А ты как думаешь? — она повернула голову и иронично улыбнулась. Да, глупый вопрос.
Я попробовал привести мысли в порядок. После финта с Кампосом они разбегались в разные стороны, не больно-то меня слушаясь.
— Давай по порядку. Тебя ко мне приставили?
Она кивнула.
— Для того, чтобы… Mierda, для чего тебя приставили? Какой смысл для корпуса в твоем… Нападении на Кампоса?
Катарина очень грустно улыбнулась, затем машина резко повернула и мы оказались в маленьком узком проезде. Она припарковалась и включила какие-то приборы. На схеме тут же начали отражаться новые точки, вокруг которых во все стороны расходились цветные пятна. Эти точки разлетались вокруг нас в разные стороны в радиусе ста — двухсот метров, почти полностью покрывая закрашенным цветом круг внутри радиуса. Дроиды.
— Шимановский, слушай сюда. Внимательно слушай, очень внимательно. — Она вздохнула. — Я — офицер, отвечающий за кадры. В понедельник я дежурила, да, но это была подмена, основная моя задача — работа с новобранцами. Если конкретно — их анализ и отсев.
Сейчас мне приказано изучить и прощупать тебя, и назначить соответствующие тесты, чтобы знать о тебе все-все, даже то, что ты сам о себе не знаешь. Но это преамбула.
Теперь амбула. В корпусе не просто плохо, малыш. В корпусе ужасно! Ужасно тем, что новобранцев там ломают, ломают психологически. У нас не зомбируют, как многие считают, но чтобы добиться того послушания и той отдачи, что нужна в нашей работе, требуется ломка. Что ты знаешь о ломке?
Я пожал плечами.
— Мало что.
— Плохо. Ломка —
Это долгий процесс, болезненный и опасный. Кто не ломается, у кого внутренний стержень слишком толст, чтобы согнуться, те гибнут, не выдерживают. Потому у оставшихся особая психология, особый менталитет — его искусственно насадили всем нам. Ты еще не понял, почему я здесь?
Я отрицательно покачал головой.
— Ломка рассчитана на девочек двенадцати-четырнадцати лет. Только девочек и только этого возраста. В ином другом она бесполезна: раньше — рано, а позже — поздно, у них уже формируется достаточно стойкое мировоззрение, которое почти невозможно сломать. Теперь понял?
Теперь понял.
— То есть… И меня ломать будут? Но сеньора полковник говорила…
— Мишель плевать на тебя хотела! Из рубки линкора! — повысила голос сеньора. — Ты учил военную стратегию?
Я неопределенно пожал плечами.
— Немного.
— Знаешь термин, «планируемые потери»?
Я кивнул.
— Ты — ее планируемые потери для захвата стратегической позиции — проверки старых методик относительно воспитания мальчиков. Да, тебе не тринадцать, ломать тебя будут иначе. Но будут.
Без ломки ты нам не нужен. Ты должен стать абсолютно преданным солдатом; преданным ее величеству и корпусу, сестрам по оружию. Только в этом случае тебе можно будет доверять. В любом ином будешь подлежать утилизации.
— И ты думаешь, что… — Я ощутил, как по спине стекает холодный пот, а под ложечкой безбожно сосет.
Она кивком подтвердила мои мысли.
— Тебя нельзя сломать. Время упущено. В результате твоей обработки мы получим инвалида, психа, идиота, не знаю кого. Если ты сам до того не наложишь на себя руки, и это не самый плохой вариант.
Я здесь именно для этого — не дать совершить тебе ошибку. Это не мое задание, это мое право, как человека, и я им пользуюсь.
Забудь о корпусе, Шимановский. Откажись от своей глупой дурацкой затеи.
— То есть, ситуация с Кампосом — это подстава. Подстава для Кампоса. С целью отвадить его от меня. — Стало моей первой членораздельной фразой, когда я пришел в себя. — Но зачем? Он же вроде от меня отстал!
На что я получил презрительную усмешку.
— Ты не знаешь таких, как он, мальчик. Он не отстал бы от тебя никогда, и не отстанет, до конца жизни. Твоей или его. Это такой тип людей, им НУЖНО одержать победу. После «школьного» дела он на заднице, да, но это значит только, что он выжидает. Любое послабление — и он ударит. Больно ударит!