Игрушки для императоров
Шрифт:
В этот момент все школьные разборки померкли, ушли на второй план. Кампос? Кто такой Кампос? Бандюк с замашками интеллигента! Отброс общества! Сейчас речь шла о куда более важном, чем он. Даже о более важном, чем девочка Бэль и отношения с нею.
Меня возьмут, я почувствовал это по настроению сеньоры. Она определенно хочет взять меня. Но вот подойду ли я им?
Я закрыл глаза и увидел перед собой ее величество. Она смотрела на меня с нежностью, почти материнской заботой, ведя пальцем по фиолетовой
— Все в порядке?
Мой вялый ответ. И новое:
— Сильно достают?
Да, достают, и сильно. Но какое дело до этого вам, ваше высокое величество? Где вы — а где мы!
— Держись, скоро легче станет. Обещаю! — и добрая обнадеживающая улыбка.
Она сдержит слово, я знаю. Ее ставленница, министр образования, будет лютовать, что-то обязательно сотворит в ближайшем будущем. Судя по глазам — обязательно сотворит. Чистка в ДБ уже началась, сети гудят об этом не умолкая, прижучили уже многих высокопоставленных отморозков. И даже Кампосов к ногтю прижали. Условный срок хоть и условный, но это — на всю жизнь, и плевать на так называемое «всесилие папочки».
Она сделает. Она может. Просто она — одна в огромном мире. А что может одна усталая женщина в стомиллионной стране, огромной космической империи, пусть даже и королева?
— Я готов, — услышал я свой голос. — Готов умереть за ее величество. Не уйду с линии огня.
Сеньора Тьерри с видимым облегчением вздохнула.
— Ну, вот и славненько!
— Кстати, не думай, что времена изменились и с ними изменилась… Ну, скажем так, смертность в нашей работе. Ничего подобного! За последние десять лет погибло более шестидесяти человек. Шесть человек в год — это мало?
Я задумчиво покачал головой.
— Наверное, нет. Но это ведь средняя цифра?
Она кивнула.
— Но получается немало, правда? И это только боевые потери!
— А есть и небоевые? — уцепился я за фразу. Она нехотя вздохнула и сдула со лба выбившийся локон.
— Разумеется. Тебе, наверное, известно, что у нас жуткая дисциплина? — Я кивнул. — Настолько, что в некоторых тюрьмах порядки легче. Кстати, тебя это тоже касается: никаких поблажек и скидок не получишь, несмотря ни на пол, ни на возраст, ни на имеющийся в отличие от наших малолеток жизненный багаж. Будешь наравне со всеми, бесправным кадетом, не могущим вякнуть свое мнение. Так что подумай лишний раз, нужно ли тебе это…
Я подумал. Быть взрослым дядей наравне с двенадцатилетними девчушками, иметь те же самые права и выполнять те же приказы, отдаваемые тем же презрительным тоном? Презрительным, а как же иначе! Это своего рода армия, хоть и особое подразделение, а сержанты везде одинаковы, во всем мире.
«Да, пацан, попал ты!» — тут же вякнул внутренний голос.
«Но ведь знал, на что шел, когда шел?» — осадил я его.
«Знал…» — нехотя признался тот.
Я
— Я отдаю себе в этом отчет, сеньора. Но ведь я — не мелюзга, и моя подготовка не затянется.
— Это почему же? — напряглась она, глаза выдавали, что она старается не рассмеяться.
— У меня уже есть база. Пускай не такая, как у ваших полноправных бойцов, но думаю, мне будет легче даваться то, на чем застрянут малолетки. Мне кажется, мое обучение займет максимум два года, тогда как они тратят пять. Я не прав?
Сеньора полковник вздохнула, достала из ящика новую сигарету, прикурила и выпустила вверх струю дыма.
— Проблема в том, что ты при всем своем багаже никогда не догонишь их. Если бы мы взяли тебя лет в тринадцать…
— Но вы бы не взяли меня лет в тринадцать! — наехал вдруг я, обретя непонятные силы. — Вы уже брали мальчиков лет в тринадцать и у вас ничего не получилось! А так я: мало того, что у меня сформировано мировоззрение (ну, относительно сформировано), меня не надо воспитывать и самый тяжелый период — половое созревание — позади, так я еще и сам пришел! Погибну — и на вашей совести не останется груза: знал же, куда шел? Не так, сеньора?
Сеньора полковник на такой наезд вымученно улыбнулась.
— Да, ты умнее, чем кажешься.
— Это хорошо или плохо? — усмехнулся я.
Она сделала очередную затяжку.
— Скорее хорошо. Ты сам все понимаешь и тебе не надо объяснять очевидное.
Пауза. Сеньора размышляла, искоса бросая на меня непонятные взгляды. Наконец, решилась:
— Да, мы брали мальчиков. Не мы, наши предшественники, более двадцати лет назад. Но методики корпуса, как я сказала, не рассчитаны на мужскую психологию, их разрабатывали специально для девочек, и в итоге получились звереныши-убийцы шестнадцати лет отроду, для которых нет ничего невозможного и которых почти невозможно контролировать.
Новая затяжка.
— Их уничтожили, если ты хочешь спросить об этом, а ты хочешь. Утилизировали. Как брак, продукт неудачного эксперимента. Потом долго анализировали, сделали выводы, где допустили ошибки, но мальчишек этим не вернешь. Взять новую партию после такого провала никто не решился.
— Почему?
— А ты бы взял на свою совесть подобный груз: утилизацию двух десятков пацанят только за то, что у тебя что-то не получилось, что ты что-то не рассчитал? Хватит смелости нажать на курок? Шимановский?
Я застыл с хрипом в горле. Нет, не хватит.
— С тех пор мы разработали множество методик, но цена их проверки слишком высока, и за все эти годы так и не появилось человека, готового испытать их. — Она грустно усмехнулась. — Поэтому ты, не обижайся, для нас — находка. Подопытный кролик для опробования методик.
Я красноречиво хмыкнул. М-да, такое — и в лицо!
Но с другой стороны, информирован — вооружен, а итоговое решение она оставляет за мной. «Не хочешь — уходи, никто тебя не держит» — говорили ее глаза, и это мне нравилось.