Игрушки дома Баллантайн
Шрифт:
— И в чем смысл твоей теории?
— Смысл в том, что, если представить время в качестве измерения, можно возвращаться в точки Перекрестков и выбирать иной путь. Но человек устроен так, что видит время только в одну сторону. Твои мелкашки возвращают муравья на Перекресток посредством звука. Хлопки в ладоши, повторяющиеся в подобранном ими ритме, что-то меняют в событийной цепи «прошлое-будущее», и муравей возвращается и делает иной выбор. Пусть и не игра со временем и пространством, но это вмешательство в судьбу на
— Этьен, я ничего не понимаю, — улыбается Эвелин. — Проще можешь?
— Близнецы способны управлять судьбой. Невероятные дети! Пока неосознанно, на уровне игры «куда пойдет муравей», но они уже способны. Когда они повзрослеют и поймут, как это работает… Можно будет прожить тысячу разных жизней, если научиться возвращаться на Перекрестки.
— Пойдем на берег. Я попрошу их показать для тебя еще одну Игру.
Они выходят из воды, Ева обжимает на себе рубашку, звонко шлепает Этьена по облепленной мокрой тканью ягодице и убегает к близнецам.
— Лошадей сегодня не получится, — качает головой Сибил в ответ на просьбу сестры показать игру со считалкой.
— Почему?
— Ты очень спокойна, — объясняет Уильям. — Не прозвучишь, как надо.
Этьен с интересом прислушивается, садится рядом.
— Уильям, а в чем суть игры, о которой речь?
— Он нас различает! — восторгается Сибил.
Уильям отмахивается от нее и просто отвечает:
— Если мы играем втроем, к Еве приходят океанские лошади. Мы отбиваем ритм, она поет — и лошади идут к нам. Сегодня не получится, потому что у нее не то настроение.
Эвелин разводит руками, делает виноватое лицо.
— Когда получилось, я плакала, — говорит она и отворачивается.
— Плакала? — переспрашивает Этьен.
— Я скучала. И…
Ева умолкает, вытягивает ноги, счищает с голеней налипший песок. Этьен протягивает руку, осторожно касается ее запястья. «Амор», — на амслене говорит брату Сибил и хихикает. Тот заговорщически подмигивает, кидает в Этьена камешком.
— Месье Легран, ты неправильно делаешь.
Ева и Этьен оборачиваются одновременно.
— Ты о чем, Уильям?
— Так она не поймет, что ты хочешь. Надо по-другому.
— Как? — растерянно спрашивает Этьен.
— Вот так!
Мальчишка подскакивает к Сибил, толкает ее на песок, садится верхом и, удерживая руки заливающейся смехом сестры, целует ее в губы. Краска приливает к щекам Эвелин, тут же сменяется бледностью.
— Господи… где вы этому научились? — с трудом выговаривает она.
— Бабушка и ее Ульрих так делают, когда у них амор, — в один голос отвечают близнецы.
Прежде чем Этьен успевает что-либо сказать, Ева подлетает к детям, бьет Уильяма по щеке, хватает за волосы Сибил.
— Не смейте так делать! Никогда!
Она почти кричит. Сибил смотрит на нее круглыми испуганными глазами, по щекам, обгоняя друг друга, текут слезы. Уильям отталкивает Еву, закрывает собой близняшку.
— Ева, не надо! — запоздало кричит Этьен, оттаскивает ее от детей.
Она тяжело дышит, смотрит то на него, то на мелкашек.
— Вы, двое, быстро ополоснулись — и марш домой! Этьен, пусти!
Близнецы убегают к воде, Этьен разворачивает Еву лицом к себе.
— Это та проблема, из-за которой ты ко мне поехала? — спрашивает он негромко.
Эвелин мрачно кивает.
— Мама уверена, что они спят друг с другом. Мои брат с сестрой. Не просто спят в одной постели, а… Понимаешь?
— Тихо-тихо. Присядь.
Он настойчиво и бережно усаживает девушку на песок, поглаживает ее напряженные плечи. Откидывает за спину длинные мокрые пряди. Ева смотрит на него с отчаянием. Океан осуждающе вздыхает, шелестя пенными волнами.
— Хочешь знать, что я думаю? — осторожно спрашивает Этьен, наблюдая, как близнецы заходят в воду.
— Хочу.
— Они еще дети. То, что они делают, — подражание взрослым. Неосознанное пока. Они привыкли играть вдвоем, верно? И мир познают вместе. И увиденное нами — это доверие, Ева. Еще одна игра. В то, что делают взрослые, а не они сами. Ты их испугала. Если повезет, они оттают и снова будут тебе доверять. Если нет…
— То что? — вскидывается Эвелин испуганно.
— Могут сделать это снова. Тебе назло. И снова — потому что ты не одобряешь, а им приятно так друг друга касаться. Понимаешь? Окриками и побоями ты их только разозлишь. Сколько им лет? Десять?
— Будет тринадцать на летнее солнцестояние.
— Они выглядят гораздо младше.
— Родились слабыми и до сих пор чахликами остаются, — вздыхает Ева. — И ведут себя как десятилетки. А иногда и еще хуже.
— Так вот, Эвелин: это подростки. Вспомни себя. В таком возрасте, встречая сопротивление, хочется пробивать стены и делать назло, а не слушать взрослых.
— И что теперь?
— Не ломай доверие. Придумывай, как их отвлечь друг от друга. Что родители предлагают?
— В разные школы. Сибил вернуть в Монтрё, Уильяма отдать под присмотр Алана в кадетский корпус.
— Жестоко, — хмурится Этьен.
Близнецы возвращаются обратно — понурые, заплаканные. Ева молча заворачивает в полотенце сперва Сибил, потом Уильяма. Они подбирают с песка кепки, отходят ближе к Этьену.
«Конфеты, — подсказывает Этьен на амслене, пока дети не видят. — И скажи им, что любишь. Сейчас».
— Мелкашки, — дрогнувшим голосом окликает близнецов Эвелин.
Они послушно поворачиваются к ней. Губы Сибил едва заметно подрагивают, на щеке Уильяма — красное пятно. Еву окатывает немыслимый стыд и раскаяние.