Игрушки дома Баллантайн
Шрифт:
Он протягивает девушке бумажный сверток, перехваченный лиловой лентой. Элизабет торопливо разворачивает его, и на пол с шелестом падает исписанный мелким неаккуратным почерком листок. Девушка откладывает сорочку в сторону, поднимает бумагу, вчитывается в неровные строчки. Генерал присаживается на край койки и смотрит, как расцветает на бледных губах нежнейшая из улыбок.
— Брендон! — смеется она негромко. — Брендон, мой Брендон…
Пока она читает письмо, является Стивенс. Входит, не стучась, бросает на койку темно-бордовое платье без пояса и командует девушке:
— Одевайся.
Элизабет смотрит на Стивенса, потом оглядывается на Раттлера. Прячет листок с письмом за спину.
— Полковник, вы соображаете? — качает головой сэр Уильям. — Она замерзнет в вашей тряпке!
— Мой генерал, эта одежда необходима для ритуала. Или вы предпочитаете, чтобы она переодевалась при всех на месте?
Девушка слегка касается рукава Раттлера.
— Сэр Уильям, я завернусь в одеяло и не замерзну. Вы можете оставить меня ненадолго? Я переоденусь.
Мужчины выходят. Стивенс нервничает, постоянно поправляет высокий воротник рубашки.
— Скажите, полковник, — начинает Раттлер. — Вы в курсе, что сейчас будет происходить?
— Немного. Баллантайн сказал, что объяснит девице азы. Связь человеческого тела с миром духов или что-то наподобие.
— Стивенс. Я же приказал: никаких ритуалов!
— Да-да, никаких ритуалов без вашего присутствия. Все честно, сэр. Император торопит, время идет. Вы довольны состоянием своей подопечной?
— Нет, — сухо отрезает генерал. — Почему ей не выделили служанку? Почему с утра не кормили?
Стивенс ничуть не смущен. Пожимает плечами, достает из кармана жилета часы, щелкает резной крышкой.
— Служанку на секретный объект было решено не допускать, вместо нее девице помогают надзиратели. А насчет еды… Это не моя инициатива. Видимо, охрана запамятовала. — Он барабанит ладонью по двери и кричит: — На выход!
Девушка появляется, одетая в бордовый прямой балахон с открытыми плечами, шнуровкой на груди и широким капюшоном. В руках Элизабет держит шерстяное одеяло. Раттлер скользит взглядом по ее фигуре, подавляя вздох.
— Я похожа на актрисульку, изображающую жрицу на оргии, — нервно усмехается девушка, кутаясь в одеяло. — У сенатора больная фантазия.
Они проходят к водонапорной башне, поднимаются наверх. Элизабет часто останавливается передохнуть. Раттлер смотрит на нее с тревогой, она улыбается краешками губ: ничего, я в порядке, просто ступеньки крутые.
Стивенс разгоняет охранников, открывает дверь сам, пристегивает ключ к поясу. Байрон встречает их на пороге, приветствует легким кивком. Шелестят по камням пола черные шелковые брюки.
— Здравствуйте, мистер Стивенс. Рад вас снова видеть, господин главнокомандующий. Проходи, голубка моя, не стесняйся. Господа, присаживайтесь в кресла.
«А ты ничуть не изменился, — думает сэр Уильям, разглядывая Баллантайна. — Холеный, ухоженный, выглядишь довольным. Вольготно тебе жить, прикрываясь дочерью?»
В полукруглой комнате светло от расставленных повсюду свечей. На полу мелом очерчен идеально ровный круг, в него вписана странная девятилучевая звезда. На концах лучей — знаки, в которых Раттлер с трудом
— Откуда это? — спрашивает он, указывая на тело.
— Так ли это теперь важно? — пожимает плечами Баллантайн.
Он снимает одеяло с плеч Элизабет, восхищенно смотрит на девушку, отступив на шаг.
— Ты божественна, дорогая. Разуйся. Не бойся, тут тепло. Видишь, я тоже босиком. Иди сюда.
Он обнимает ее одной рукой за плечи, ведет к столу. Генерал напряженно следит за ним, готовый в любой момент схватиться за оружие. Байрон оборачивается, смотрит на Раттлера.
— Господин главнокомандующий, я бы очень попросил вас выложить револьвер. Просто убрать его подальше от круга и стола. Мои боги не любят огнестрельного оружия.
— И не просите. Пока вы стоите рядом с Элизабет, оружие останется при мне. Это не обсуждается.
— Хорошо, — кивает Байрон. — Тогда у меня другая просьба: сидите тихо. Лиз, голубка, посмотри на эту девушку. Она прекрасна, словно спящая.
Элизабет отворачивается, пятится. Байрон ставит ее спиной к себе, разводит руки девушки в стороны, надежно удерживая за запястья.
— Ты будешь смотреть, — мягко говорит Байрон. — Только смотреть. Смотреть и слушать. Слушать. Слушай. Слушайся меня…
Комнату наполняет низкий, рокочущий звук. Дробится перекатами, урча, словно где-то дышит громадный хищник. Раттлер озирается по сторонам, ища источник звука, и не находит. Рокот нарастает, давит на виски, пульсирует в черепной коробке. Стихает, бьется едва заметным пульсом, заставляя сердце стучать в такт, успокаивает, подчиняет своему ритму. Вторая волна обволакивает, затягивает в водоворот, лишает сил. Комната уплывает, происходящее в ней становится далеким, словно на сцене театра.
Байрон Баллантайн поет. Его песня без слов, она гремит раскатами, ворчит затаившимся барсом, завораживает пульсирующим ритмом. Меняется тембр, и вот уже в пение вплетаются новые голоса — высокие женские, раскрывающиеся, словно незримые крылья. Байрон отпускает руки Элизабет, отступает назад на шаг, другой. Девушка с широко распахнутыми глазами поворачивается и следует за ним.
Голоса сплетаются в странную мелодию, похожую на звучание музыкальной шкатулки. Баллантайн и Элизабет медленно подходят к кругу на полу. Байрон одну руку кладет девушке на талию, вторую заводит под затылок и ставит ногу на луч нарисованной звезды. Медленно двигаясь под замысловатую мелодию, Байрон Баллантайн переступает по линиям рисунка, ведя за собой Элизабет. Девушка послушно повторяет каждый его шаг, идя босыми ногами след в след. В центре круга Байрон снова поворачивает Элизабет спиной к себе, поглаживает ее руки от плеч к расслабленным безвольно пальцам. Он оставляет ее в центре круга и отходит в угол комнаты, где жмется испуганный белый ягненок.