Игры ангелов
Шрифт:
У ее ног мешались розовый и голубой, ярко-алый и фиолетовый. То там, то сям в нежной зелени травы пестрели золотисто-желтые цветы. А в отдалении, где луга плавно перетекали в болота, темнела зеленая лента плакучих ив.
— Никогда не видела ничего подобного.
— Ну как, стоило посмотреть? — поинтересовался он.
— Еще бы! Это что, шпорник?
— Да. А вот заячья капуста, колокольчики, индейские кисточки. Там, — он махнул рукой, — кошачьи лапки и заросли дикой розы. Этот ярко-красный ковер — не
— Откуда ты так хорошо разбираешься в цветах? — Рис удивилась. — Для мужчины это вообще редкость.
— Провел небольшое исследование. Дело в том, что сегодня я убил на этом болоте человека.
— Понятно.
— Видишь ту птицу? Зеленохвостый тауи.
Рис слегка хихикнула:
— Ты что, серьезно?
— Абсолютно. А пение — это, должно быть, жаворонок. — Вытащив из машины одеяло, он бросил его Рис: — Давай-ка, расстели.
— С какой стати ты притащил с собой одеяло?
— Одеяло нам нужно для того, чтобы сидеть на нем — пока мы будем пить вино (его я тоже прихватил). До заката еще час. Мы будем наслаждаться вином и смотреть, как солнце уходит за горизонт.
Удобно усевшись на одеяле, Рис удивленно взглянула на Броуди: оказывается, он прихватил не только вино. В их распоряжении были хлеб, сыр и красный виноград.
Недовольство и раздражение, терзавшие ее весь день, улетучились как по волшебству.
— С ума сойти. Я и не ожидала завершить этот день пикником.
— И правильно. Этот день мы завершим бурным сексом. Пока что у нас прелюдия.
— В любом случае мне нравится, — она взяла стакан с вином, глянула на раскинувшееся вокруг море красок. — И я еще переживала из-за отсутствия зелени.
Она оторвала виноградину, прожевала ее.
— Я была здорово рассержена. В принципе, она даже не виновата. Это я о Дебби Мардсон. Просто весь день я старалась уйти с головой в рутину, чтобы не замечать стука молотка, не думать о том, что случилось. И тут появилась она — давай присядем, давай поболтаем. Она считает, что мы с тобой хорошо смотримся вместе.
— Само собой. Ты красивая, хоть и нестандартная. Ну а я — чертовски привлекательный сукин сын.
Она метнула на него взор:
— Что значит нестандартная?
— Ты не относишься ни к одному из привычных типов красоток. У тебя весьма необычная внешность. Это-то и привлекает.
Они жевали хлеб с сыром, запивали все это вином и наблюдали за тем, как солнце опускается за пики гор, меняя их цвет с серебристого на огненно-красный.
— Это куда лучше, чем лавандовое масло, — заметила Рис. Наклонившись к Броуди, она легонько поцеловала его. — Спасибо тебе.
— Всегда пожалуйста, — ответил тот, прежде чем вернуть ей поцелуй.
25
Она выпила целых три
Сам он ограничился всего одним стаканом. Так что не вино, а внезапная атака на его чувства заставила Броуди выронить ключи.
Она продолжала обнимать его, даже когда он наклонился, чтобы подобрать ключи.
— Ммм… Сильный мужчина.
— Тощая девица.
— Только не по сравнению с тем, что было. — Ее пальцы делали свое дело, и к тому моменту, когда Броуди открыл дверь, рубашка на нем уже была расстегнута.
— Отнеси меня в постель, — пальцы ее коснулись пуговицы на его джинсах.
В тот момент, когда он добрался до лестницы, она уже нежно покусывала ему шею.
Поднеся ее к постели, Броуди разжал руки, и Рис, взвизгнув от неожиданности, упала на одеяло. Его пальцы стремительно пробежали по пуговицам ее рубашки, и уже через мгновение эта самая рубашка валялась рядом с Рис. Губы его прижались к ее губам с таким неуемным пылом, что она задрожала, не в силах противостоять возбуждению.
— Боже, я не могу…
— Раньше надо было думать. — Быстро спустив вниз бретельки лифчика, он жадно приник к ее груди.
Взрыв чувств вырвался наружу невольным стоном. Руки Броуди скользили по ее бедрам, а губы ласкали сосок — пока он не почувствовал наконец, что она готова.
— Кричи, что хочешь, — шепнул он, сжимая ее руки. — Здесь тебя услышу только я.
И она кричала, не в силах противостоять тем ощущениям, которые дарили ей его язык, губы и руки. Ее саму поразили сила и необузданность этих криков.
Пальцы ее рук впивались в простыню, как если бы она хотела удержаться за нее. Дыхание вырывалось наружу с рыданиями, в которых сквозило крайнее удовольствие. Пошевелиться она не могла, прижатая к постели его телом. Однако ощущение полной беспомощности дарило ей — впервые за два года — не страх, но наслаждение.
Диапазон ее чувств менялся с невероятной быстротой — от нежных тонов к более острым, пока наслаждение не переросло в мучительную потребность. Прижавшись друг к другу, они катались по постели, сжигаемые общим огнем.
— А теперь держись, — шепнул он.
Погружение было таким стремительным, что по взрыву чувств напоминало землетрясение. В какой-то момент ей даже показалось, что она разлетится на куски.
Потом силы просто покинули ее. Руки безвольно упали по сторонам, тело и разум перестали цепляться за действительность. Даже вес его тела казался теперь совершенно несущественным, словно в какой-то момент они слились в единое целое. Если что и имело теперь значение, то это стук его сердца, бившегося в такт с ее собственным.