Игры Боэтии
Шрифт:
— Какая сокрушительная женщина, — с трудом выговорил Тони. — Ее можно на неприятельские города выпускать, вместо тарана. Уверен, она с легкостью разнесет в щепки любые ворота.
— Благодаря ей мы теперь точно знаем, что нас ждет, — удрученно припечатал гро-Харр. — Никто не скажет нам спасибо. Ну, может в летописях каких упомянут, — он протопал вдоль решетки, два шага туда, два обратно, ругнулся и ушел в темноту. До Тони долетел жалобный скрип дерева и железных скрепов — Халаг с размаху повалился на топчан.
В сумерках принесли поесть — тарелку разваренной овсяной каши с копченой рыбой и, что удивило Тони, кружку вполне достойного эля. Викель в последний
— Тони, — почти беззвучно прошелестело рядом. Невесть каким чудом Рингилл догадался, что человек сидит у решетки, и зеркальным отражением опустился по ту сторону стены. — Ты там?
— Нет, погулять вышел, — огрызнулся охотник за сокровищами. Невесть почему он задумался об участи ящера Незаметного и рыжей хаджитки Р'Нат. Может, они оказались удачливее своих друзей, уцелели и выбрались из залитого кровью и огнем Черного Предела? Но, даже если они живы, они не смогут чудесным образом придти в Солитьюд на выручку. Как бы Тони не хотелось, вон тот выступающий камень в облицовке стены не шелохнется и не сдвинется с места, открывая потайной проход. Такое случается только в песнях бардов и в романах о пронырливых жуликах, а тут — жизнь. Простая и незамысловатая. В которой ему суждено погибнуть завтра на рассвете.
— Тони, — повторил альтмер.
— Ну?
— Мне жаль, что все так закончилось.
Тони показалось, он ослышался. Он поковырял пальцем в ухе, но разум заверил его, что слова действительно прозвучали. Альтмер извинился. Впрочем, с момента их знакомства Рингилл совершил много странных поступков, не свойственных его высокомерным сородичам. К примеру, Павшая Звезда спал с человеком и даже находил в этом удовольствие. Если не притворялся, конечно. Хотя зачем бы ему...
— Может, мы еще выкрутимся, — неуверенно возразил Тони. — К утру похмельные норды вспомнят о своем любимом кличе «Скайрим — для нордов!», полезут бить морды заезжим имперцам, а про нас забудут...
— Про людей, прикончивших императора? Даже не надейся, — едко хмыкнули с той стороны каменной преграды. — Наша казнь станет отличным поводом к тому, чтобы оттяпать голову еще кому-нибудь. Главное, положить начало.
— Молчи уж лучше. Без тебя тошно.
Альтмер умолк, но надолго его терпения не хватило. Ему позарез требовалось высказать наболевшее.
— Тони. Теперь я понял, что не должен был вытаскивать тебя из твоего медвежьего угла. Ты обрел там свой покой, а я... — он сбился в неловкое молчание.
— А ты — это ты, — закончил фразу Тони. — такой, какой есть, и никогда не изменишься. Потому что Алинор сожжен и пути назад нет. Между прочим, никуда ты меня не тащил. Это ведь я придумал ехать в Рифтен, забыл?
— Не забыл. Но там, в Горьких Водах, было хорошо, — он перевел дух и осторожно, словно ступая по тонкому льду, выговорил: — Иногда мне хочется, чтобы мы вернулись туда.
Тони ткнулся лицом в ладонь, давя смех. Невеселый это был бы смех, и совершенно неуместный, но так и рвавшийся наружу. Альтмер-убийца, Последний мститель Талмора пытался утешить человека. На свой диковинный альтмерский лад, но пытался. Глупой надеждой на лучшие времена, которые никогда не наступят.
— Рингилл, не лезь мне в душу грязными сапогами, не то зарыдаю, —
— Мне больше незачем бежать, — огорошил его Рингилл. — Я совершил все, что было в моих силах, и даже немного больше. Мне незаслуженно посчастливилось разделить последние мгновения бытия с Нелл... я не рассчитывал встретить ее еще раз в этой жизни, но промыслом небес наши судьбы скрестились.
— Нелл — это кто?.. — осторожно уточнил Тони.
— Араннелия, — выдохнул Рингилл. — Она была моей единокровной сестрой по первому брачному союзу нашего отца. Ты никогда не спрашивал, где был я, когда шла Великая Война. Я был рядом с Нелл — в походах, в битве Алого Кольца и во время осады столицы. При штурме города людской армией я потерял ее. Она пропала, никто не слышал о ней ничего. Мне... — она запнулся, — мне не хочется думать о том, что все эти годы она провела, сознавая, что с ней сотворили и не имея сил ничего изменить. Вечная безмолвная тень под ногами Боэтии.
— Она узнала тебя? — Тони больше не хотелось смеяться.
— Не знаю. Надеюсь, что узнала.
— Мира и покоя ее душе, — произнес Тони. — Она... она была полководцем враждебной армии, она не смогла остановить бойню в Имперском городе... но все равно она не заслуживала такой участи.
Что-то звякнуло. Тони опустил глаза, увидев у самого пола руку альтмера, перехваченную в запястье двойным кольцом наручников — железным и посеребренным, препятствующим чароплетству. Поколебавшись, Тони просунул ладонь сквозь прутья, коснувшись пальцами раскрытой ладони. Древний как мир ритуал выглядел таким глупым и нелепым... но от него стало легче на душе. Неотвратимая скорая смерть уже не казалась такой нелепой и жуткой. Просто смерть, еще один поворот колеса, еще одна ступень от прошлой жизни к новой. Сброшенная оболочка души, что бессмертна.
Утро выдалось бесснежным, сырым и волглым, закутанным в сырой туман. Солнце еще не взошло, его присутствие угадывалось по бледно-розовым и оранжевым отблескам на изнанке серо-сизых облаков. Вдоль карнизов и водостоков свисала бахрома желтоватых сосулек, истоптанный мокрый снег чавкал под ногами.
Халаг, когда за ним пришли гвардейцы и выволокли прочь из камеры, устроил драку. Сломал полдюжины рук, своротил пару челюстей и угомонился, только когда ему несколько раз заехали сложенной вдвое тяжелой цепью по загривку. Наполовину потерявшего сознание орсимера обмотали веревками и потащили по коридору, точно тушу на бойне. Альтмер не сопротивлялся, как в драный плащ, завернувшись в остатки достоинства. Тони заблажил, что ни в чем не виновен и огреб по ребрам, но возиться и заковывать в кандалы не стали, сочтя самым безобидным из обреченных на казнь злоумышленников.
Их кого провели, кого проволокли по коридору до внушительных, окованных железными полосами дверей. Вверх по десятку крутых ступеней, и по лицу словно мазнули влажной и холодной тряпкой. Тот же внутренний двор Мрачного замка, осененный тенью Имперской башни, где всего несколько дней назад толпились согнанные в кучу будущие участники Игрищ, золотые монетки в копилке сокровищ Боэтии. Спускающиеся ярусами деревянные трибуны оставались на месте, ярким пятном полыхал огонь в громадной бронзовой чаше, с одной лишь разницей: на каменном возвышении громоздилась плаха из ствола каменного дуба. Было на удивление многолюдно для столь раннего часа. Зрители подтягивались, входя через распахнутые замковые врата и ручейками растекаясь по обширному двору.