Игры богов
Шрифт:
– Что значит – не отдавать, – возмутился Бес. – Я все честно вез, но меня подставили. Потом этот идиот на постоялом дворе… Я ни о каком боге ничего не знал. Разговариваю с ним как с козлом, он другого и не стоит… А он вдруг хватается за алтарь. Цепочку я с него сорвал на всякий случай, дал раз в морду… Он и сбежал. А теперь я остался с сомой. И даже не знаю, что мне теперь с ней делать. Не назад же везти. Сам понимаешь, некоторые вещи отрывают с руками, а эту флягу непременно оторвут с головой. Ты у меня не купишь?
Непоколебимый шутку не поддержал. Весь Вечный город не стоил
– Ты, значит, не знал, что человечек в «Радости Змея» пришел к тебе от бога?
– Гадом буду, – засмеялся Бес. – Сам прикинь – на хрена богу фляга сомы?
Лодка с грохотом причалила.
– Вот и приехали, – сказал начальник храмовой стражи.
Бес встал со скамьи, подошел к двери на палубу.
– Тебя проводят, – сказал начальник стражи. – Я подойду потом.
Бес остановился. Вернулся к столу.
– Давно хотел тебя спросить… – Бес хмыкнул даже как-то смущенно. – Ты ведь не пользуешься сомой?
– Нет, – коротко ответил Страж.
– Но ведь имеешь возможность… Самка ведь тебе бы не отказала…
– Наверное…
– Но ты не пользуешься. И что-то мне подсказывает, что и по поводу обещанной тебе вечной молодости…
– Тебе правильно подсказывает это «что-то», – кивнул Страж.
– Почему?
В дверь каюты постучали.
– Я сейчас, – не повышая голоса, ответил Страж.
– Почему? – повторил свой вопрос Бес.
– Наша любимая богиня, наша Самка – набитая дура. Абсолютная, – сказал начальник храмовой стражи, Непоколебимый защитник Любви, увенчанный Знаком преданности и страсти. – Взбалмошная, помешанная на половых вопросах, извращенная и развратная…
– Ласково, – оценил Бес.
– Она никогда не станет умнее или чище, она будет коллекционировать мужиков и девок, затаскивать к себе в постель всех подряд и заставлять всех вокруг совершать такие же непотребства… – Начальник храмовой стражи говорил ровно, не понижая голоса. – У нее есть одно достоинство. Она жадная. Она не захотела делиться ни с одним из богов нашим городом. И что бы ни происходило, богиня Танца не будет строить козни богине Нижней позиции, потому что обе эти идиотские богини – ипостаси Самки. Я твердо знаю, что не произойдет какой-нибудь кровавой глупости на почве ссоры богов, как это случилось в Заливе. И я знаю, что только наша взбалмошная идиотка может обеспечить Вечному городу нынешнюю стабильность. И я буду до конца дней выслеживать алтари и талисманы, буду до самой смерти жечь приблудных проповедников и аскетов… Пусть уж лучше людей тошнит от беспрерывного траханья, чем они будут пьянеть от кровавых разборок по поводу высоконравственных проблем. В этом смысле наша божественная дура – лучший вариант.
– Не боишься, что она услышит? – спросил Бес.
– А что она мне сделает? Отберет у меня несколько оставшихся лет жизни?
Бес хотел что-то сказать, набрал воздуха, но передумал.
– Я ответил на твой вопрос? – спросил начальник
– Более чем, – сказал Бес.
– Тогда, – развел руками Страж, – иди отвечать на вопросы богини. И постарайся не врать.
– Угу. – Бес снова двинулся к двери и снова остановился: – Праздник в этом году не складывается?
Страж промолчал.
– И что будете делать?
– У нас еще двадцать четыре дня, – сказал Страж.
Бес вышел из каюты. И через двадцать четыре дня, хотел сказать Бес, никого в этом городе не спасет ни сома, ни вечная молодость. Самка охраняет свой город от других богов, сжимая его в объятиях. В этих объятьях город и умрет.
А начальник храмовой стражи знал, что именно это хотел сказать, но не сказал ему Бес. Начальник храмовой стражи был человеком умным. И еще начальник храмовой стражи знал, что Бес ничего не делает случайно. И это внушало надежду.
А вот царю Семивратья надежду внушало то, что Хитрец сдержал все свои обещанья. Он выделил для перевозки в Семивратье раненых и покалеченных пять своих кораблей вдобавок к пяти уцелевшим кораблям Семивратца. Заодно кормчим Заскочья было приказано перевезти пополнение для войска Семивратья. Кроме того, Хитрец вдруг на глазах у всех предводителей союзного войска закашлялся, схватился за грудь и принялся биться в судорогах, разбрасывая в стороны клочья пены и разбрызгивая слюну.
Заболел Хитрец, зашептались в союзном лагере. Злорадно зашептались. Не любили Хитреца за хитрость его и странные привычки. За то, что ни с кем он не ругался открыто, царя Заскочья тоже не любили.
– Решил сопляк откосить от осады, – заявил на специально созванном совете Северянин. – Думает, что его кто-то отсюда отпустит.
Никто не отпустит, одобрительно зашептались вожди; некоторые из них и сами прикидывали, чем сподручнее внезапно заболеть.
– Вот сейчас выберем троих, пусть они сходят к Хитрецу и предупредят его… – Северянин собрался грохнуть своей дубиной по котлу, но тут в шатер вошел бледный Хитрец.
Если бы Семивратец не знал, что все это игра, поверил бы наверняка. Синие с желтым круги под глазами, запекшиеся губы и надсадный кашель время от времени.
– Приношу свои извинения за опоздание, – сказал Хитрец. – И прошу сразу предоставить мне слово. Если совет не возражает…
Совет не возражал. Совету даже было интересно, что именно станет плести хитроумный царь Заскочья.
Голос у Хитреца был слабым и хриплым. Рука все время была прижата к груди.
– Вожди! – тихо сказал Хитрец. – Я заболел…
Северянин обвел выразительным взглядом всех собравшихся. Вот сейчас начнется, говорил взгляд.
– Я мог бы просить отпустить меня домой…
Ага, отразилось на лицах вождей, прямо сейчас. Домой, как же!
– Но я не буду этого делать. Никто не смеет ослушаться воли богов! – Хитрец чуть повысил голос и тут же закашлялся.
– И я решил, – продолжил, отдышавшись, Хитрец, – что мое войско не может ждать, пока я выздоровею… И поэтому я передаю свое право вести в бой воинов Заскочья самому славному из всех нас, самому опытному и мудрому…