Игры для мужчин среднего возраста
Шрифт:
Черт, и опять выбрал неверное слово.
Ничего это учение не педалирует. Оно просто призывает жить в мире и согласии с собой и с окружающим миром.
Миру — мир, короче.
Конечная цель многократных прохождений мирской сути — нирвана. То есть полное отрешение от этой самой мирской сути.
Вот это — я сразу подметил — Ефиму близким не показалось. Ни в малой степени.
Чего-чего, а в отстраненности от земных событий его не упрекнешь.
И он просто не в состоянии понять, как
Нет, не быть Береславскому настоящим буддистом, хоть все молитвенные барабаны раскрути до второй космической.
Но — надо же! — расставались посвященный монах Егор с порхающим над полянами жизни Береславским просто большими друзьями. И думаю, именно благодаря этой дружбе я попал в маленький прихрамовый магазин. Потому что вовсе не уверен, что это была общедоступная торговая точка.
В нем Егор предложил нам выбрать в подарок что-нибудь по душе.
Я выбрал поющие деревянные дощечки.
Ефим — странной формы колокольчик из бронзы. Он даже руку протянул взять, но остановился, увидев разом посерьезневший взгляд монаха.
Нет, тот ничего вслух не запрещал. Но по лицу было видно — не советовал.
— Что, не по моему характеру? — предположил Береславский.
— Как раз по вашему, — как-то печально улыбнулся Егор.
— … Но лучше взять что-нибудь другое, — продолжил его мысль умный профессор.
— Лучше взять что-нибудь другое, — не стал спорить настоятель.
— Этим колокольчиком я не тех вызову, — пояснил мне Береславский.
По форме — вроде как пошутил. По тону — нет.
— А если все-таки я возьму? — спросил он своего нового друга.
— Человек не должен вмешиваться в судьбу другого человека, — мягко ответил тот.
— А этот колокольчик — без проблем? — спросил Ефим про другой, на вид серебряный.
— Этот — без проблем, — улыбнулся Егор.
— Но я все же возьму первый, — вдруг неожиданно для меня принял решение мой друг. И не успел я глазом моргнуть, как колокольчик, который «может вызвать не тех», оказался сначала в его руке, а потом — в кармане.
Я не слишком верю в Бога, как ни прискорбно. Но Ефимово приобретение почему-то меня напрягло.
Улучив момент, тихо спросил Егора, почему он не помешал Ефиму взять «опасный» предмет?
— Потому что это — его путь, — мягко ответил настоятель.
В общем, уехал я из дацана все же более встревоженный, чем успокоенный.
Ефим же вытащил из кармана колокольчик и прямо в машине начал названивать.
Что за человек!
Точно могу сказать, что ему было не по себе. Я теперь его тоже неплохо знаю. Но все равно не могу взять в голову, ну зачем постоянно лезть в бутылку? Как будто что-то кому-то все время доказывает.
Я попросил его прекратить звенеть.
Он
Но ровно через пять минут мы на полном ходу пробили сразу две покрышки. Единственные из всей нашей колонны.
Ефим справился с управлением. Механик Саша быстро поменял колеса.
Однако я все-таки подошел к нашему командору и сказал ему только одно слово:
— Дай.
Он медлил.
Тогда я напомнил, что в машине не он один. А в самолете, когда в Москву полетим, вообще будет куча народу.
Короче — отдал.
Я запаковал колокольчик в бумагу — даже обмотал язычок ватой, благо этого добра у меня навалом — и решил по приезде в столицу отнести его местным буддистам. Их штучка, пусть они и отдуваются.
Тем более что Ефим скорее всего уже завтра про нее забудет — какая-нибудь новая игрушка объявится. У него ж поведенческие алгоритмы, как у моего внучатого племянника, один в один. Только возраст разный. Этому — за сорок, а тому — за три.
Кстати, Самурай наш со своей Смагиной вообще с нами в дацан не поехали. И я понимаю почему. Для него это — не экскурсия.
А вот еще одно, теперь — по его окончании — забавное воспоминание. После посещения дацана Василий вдруг вспомнил, что через полтора часа у нас прямой эфир на местном телевидении.
Вместо недостаточно быстрого Ефима — для ускорения — за руль сел второй водитель первого экипажа, и мы с бешеной скоростью понеслись по мокрой после дождя дороге в город. Не сбавили темпа и на улицах, насквозь проскакивая светофоры — сопровождавший гаишник, сидевший в первой машине, высовывал из окна полосатую палку.
Успели перед самым эфиром.
Ефиму дали слово первым, и он не нашел ничего лучшего, как начать с извинений перед теми, кого чуть не передавили по дороге в студию.
Такой шквал звонков начался! Столько всего наговорили зрители — и про местное начальство, и про местных гаишников, и про стремительных нас.
Но командор ловко сумел вырулить на более безопасные и веселые темы — в умении легко трепаться ему не откажешь.
А еще я запомнил улан-удэнского Ленина. И вовсе не из-за того, что в этой республике он, само собой, был бурятом. А по другой, более впечатляющей причине.
Это — нечто. Хичкок отдыхает.
Самая большая каменная голова в мире, я думаю.
Мы пошли к нему фотографироваться. Громада ленинской башки — здесь была установлена именно голова гигантских размеров, а не целая статуя — потрясала воображение.
Ефим старательно целился в объектив и не заметил, как вступил в собачьи какашки. А заметив, ничуть не смутился. Взял щепочку и начал скрести подошву.
— «Я себя под Лениным чищу», — цитатой объяснил он мне свои действия. И гнусно подмигнул.