Игры мажоров. Хочу играть в тебя
Шрифт:
Не успеваю кивнуть, он уже его достает и бросает на пол. Начинает сгребать туда одежду, а я наблюдаю как заколдованная, ни слова сказать не могу. Пока наконец не возвращается способность говорить, и тогда я прокашливаюсь.
— Ты что творишь, Топольский? Зачем мне чемодан?
Он выпрямляется и говорит, глядя в глаза.
— Затем, что ты сегодня же отсюда уезжаешь.
Глава 15-1
Возмущение переполняет так, что я захлебываюсь.
Бросаюсь к чемодану, достаю обратно вещи и забрасываю в шкаф. Хочу закрыть чемодан и запихнуть обратно, но Топольский отбирает его и снова бросает на пол. А я снова складываю.
— Сказал, отойди, — Никита берет меня за локти и отталкивает в сторону.
— Кто ты такой, чтобы указывать мне, что делать? — огрызаюсь и упрямо хватаюсь за чемодан.
— Ты сейчас же соберешь вещи и уберешься отсюда, — голос Никиты звучит угрожающе.
— Иначе что? — вскидываю голову.
— Иначе пожалеешь, — он понижает голос ровно настолько, чтобы было слышно только мне.
— Вот, смотри, — поднимаю руку, согнутую в локте, перед его глазами оказывается мое запястье, — только смотри внимательно. Ты видишь здесь браслет?
Никита молчит, сверлит меня глазами.
— Правильно, не видишь, — подтверждаю очевидное, — потому что его нет. А значит, я тебе не принадлежу, Топольский. И ты не имеешь никакого права распоряжаться моей жизнью, я не твоя собственность...
Но Никита вдруг обхватывает запястье ладонью и сильно сжимает. Неожиданное прикосновение обжигает, словно меня обмотали высоковольтным проводом и пустили электрический ток. Его рука по-настоящему горячая, и кажется, что под ней моя кожа вздулась волдырями.
Она вот-вот обуглится и совсем отвалится. Представляю лицо Топольского с обгорелой головешкой в руке!
Но сейчас он и без того напряжен, я чувствую, что Никита еле сдерживается. Какие чувства его раздирают, могу только догадываться. Больше всего похоже, что я его очень сильно раздражаю.
Мы вместе смотрим на пальцы, которые цепко держат мою кисть, и внезапно на ум приходят не очень хорошие ассоциации. И не очень приятные. Потому что сейчас его рука, которая обвивает мою, очень похожа на браслет, широкий и крепкий.
— Дура, — Топольский говорит спокойно, но это спокойствие напускное, как и у меня, — лучше бы это был я. Для тебя идеальный вариант.
— Точно идеальный? Один в один как для Лии, да? — шиплю, отчаянно дергая рукой. — Она уже послушала тебя, хватит. Она делала все так, как ты ей говорил. И что в итоге получила?
Не знаю, чего добилась Лия, но своей цели я похоже достигаю в момент. Никита так сильно сдавливает запястье, что у меня слезы выступают на глазах. Приходится часто моргать, чтобы не доставить удовольствие Топольскому видеть меня плачущей.
У меня получилось задеть его за живое. Внешне Никита спокоен, но я вижу, какая буря бушует
— Не лезь, — говорит предупреждающим тоном. Если не сказать, угрожающим, — тебя это не касается. Я сам разберусь с Лией.
И если до этого было просто обидно, то сейчас меня душит настоящая ревность. Он так трогательно защищает Лию, в то время как меня смешивает с грязью и совсем этого не замечает. Даже то, что он говорит «разберусь», проходит поначалу мимо. А ведь это означает, что Лия выжила...
Зато меня кроет по полной программе.
— Не касается? — я взвиваюсь и едва сдерживаюсь, чтобы не вцепиться ему в лицо. — Возможно. Тогда тебя не касаюсь я. И все, чтоб происходит в моей жизни, тоже. Хватит играть в благородство, Топольский. И хватит себя вести так, как будто тебе на меня не наплевать.
— Когда теряешь над собой контроль, тобой становится легко манипулировать, — негромко и по-прежнему убийственно спокойно говорит Никита.
— Кто бы говорил. Еще скажи, что Лия тобой не манипулировала!
— Не скажу.
Он так быстро соглашается, что у меня немного спадает воинственный пыл. Я прихожу в себя и осознаю — наши лица так близко друг к другу, что мы чуть ли не касаемся лбами. И Ник не спешит отстраняться.
Значит, первой это сделаю я.
— Я бы поверила в твое благородство, — делаю шаг назад, и сразу становится легче дышать, стоит выйти из зоны действия Топольского, — если бы не видела своими глазами. В раздевалке.
Никита морщится, он понял, о чем я хочу напомнить. Продолжает крепко держать мою руку, она уже наполовину онемела, я ее почти не чувствую.
— Да, ты права, Маша, мне не стоило позволять себе так вести с ней, — неожиданно соглашается он. — Но Лия оказалась девственницей, и я порвал с ней всякие отношения.
— А она решила сыграть, да, Ник? Поставила тебя перед выбором, остаться подонком в ее глазах или стать им в своих?
Никита не отвечает, только смотрит исподлобья, и хоть я все уже знаю, это молчаливое согласие больно царапает по сердцу. Вдобавок он отпускает мою руку, и в пальцы вмиг впиваются тысячи иголочек.
Отступаю еще дальше и растираю затекшую конечность.
— Почему ты тогда решил изображать из себя монаха? — меня уже несет главным образом от того, как трепетно относится Никита к девственности Лии. — У вас все так зажигательно начиналось! Уверена, Лия приложила немало усилий, чтобы затащить тебя в кровать.
— Выключай уже суку, Маша, — прерывает молчание Никита, — у тебя плохо получается. Лия в меня влюбилась, я просто не имел права давать ей повод или надежду.
??????????????????????????С головой захлестывает осознание того, что в отношении меня Топольский снял с себя всю ответственность. Моя влюбленность в его глазах мелочь, не стоящая внимания в сравнении с вселенской любовью Лии. Кажется, меня сейчас стошнит.