Игры мажоров. Хочу играть в тебя
Шрифт:
— Не до того было, понимаешь? Мы не бросали вас с Машкой, но Макс... Он уже сделался. Так получилось, ну не на аборт же мне ее было отправлять. Говорю же, поймешь, когда своих нарожаешь. Поверь, я...
— Не надо, пап, — перебиваю, — я понимаю.
И пока он смотрит недоверчиво, нащупываю на шее цепочку. На ней вместо кулона кольцо, мое обручальное. Расстегивать нет сил, оттягиваю, чтобы ему было видно.
— Я женился, папа. На Маше. Она тоже Топольская. Мы все теперь Топольские, а ты у нас главный
Он встает, подходит к кровати. Осторожно, чтобы не задеть датчики, берет меня за голову и прижимается лбом.
— Очень рад, сынок. Очень. Не представляешь, как.
— Я тоже рад. Прости меня, папа. Прости, если сможешь.
Я шумно дышу и комкаю пальцами простынь. Отец привстает, упираясь руками в кровать и говорит осипшим голосом:
— Ты всегда останешься моим первым сыном, Никита. Я не перестану любить тебя, даже если ты от меня откажешься.
— Не откажусь, — сжимаю пальцы в кулаки, — я был таким долбоебом...
— Чшшш, — на губы ложится сухая теплая ладонь, — давай без мата. Я все-таки твой отец. Глава клана.
Я первый выдаю короткий смешок. Мне вторит отец. Потом не выдерживаю и смеюсь, а дальше мы оба заходимся в хохоте так громко, что прибегает встревоженная медсестра.
Мне как раз по времени пора колоть обезболивающее, затем отец с извинениями ее выпроваживает.
— Все, хватит, Никита, — вытирает он слезы, — а то меня погонят в шею. Сейчас все твои датчики слетят.
— Так все-таки, папа, кто привел полицию? — спрашиваю, когда мы оба успокаиваемся.
— Не знаю, сынок, — отец качает головой, — когда я пришел, у них уже была информация. Они узнали, что я твой отец, и предложили поехать с ними. Надо было, чтобы охрана сама открыла дверь, чтобы войти по-тихому и не задействовать спецназ.
— Тебе открыли?
— Да. Я сказал, что я твой отец.
Я верю, что он говорит правду. Значит, или Демьян, или Соболев.
На меня вдруг накатывает усталость, веки тяжелеют.
— Пап, ты не уходи, — бормочу уже в полусне, — я посплю немного...
— Спи, сынок, — по голосу слышу, что он улыбается. Меня окутывает родным, с детства знакомым запахом. Это отец наклонился, чтобы поправить сползшее одеяло. — Ты спи, а я здесь посижу. С тобой.
Запоздало соображаю, что хотел спросить, где Маша, но не успеваю. Меня опять вырубает.
***
Просыпаюсь в очередной раз от того, что со скрипом открывается дверь. В палате темно, даже ночник не горит. Кресло пустое, а в дверном проеме показывается фигура, закутанная в плед.
Приподнимаюсь на локте.
— Сейчас ночь? Сколько я проспал? Эй, ты кто? Куда делся мой отец?
Фигура подходит к кровати.
— Это я попросила Андрея поменяться, Никит, — слышу голос, от которого сводит нутро. Плед падает
Только сейчас замечаю, что с меня сняты все датчики. И приборы тоже отключены.
— Я буду тихонько лежать, не бойся, я не задену... — шепчет Маша, но я не даю договорить. Поворачиваюсь к ней и прижимаю к мягким губам палец.
— Ты пришла, — говорю, вглядываясь в ее лицо. Глаза уже привыкли к темноте, и теперь вижу любимые черты. Глажу губы, скулы, щеки. — Все-таки пришла...
Она поворачивает голову, ловит губами мою руку, пытается поцеловать.
— Конечно пришла, Ник. Я же так тебя люблю.
Глава 42
Маша
— Маша, Маша, очнитесь, — зовет меня незнакомый голос, чья-то рука сильно трясет за плечо.
Приоткрываю глаза, передо мной неясным пятном маячит лицо мужчины, которого я точно не знаю. Зато он, похоже, меня знает прекрасно. Поймав мой плывущий взгляд, мужчина наклоняется ниже и лихорадочно шепчет.
— Я Александр Соболев, меня прислал ваш отец. Маша, мы сейчас поедем в больницу. Возможно, с вами захотят поговорить полицейские. Слушайте внимательно и запоминайте. Ни слова об Игре. О Никите тоже ничего не говорите. Вы ничего не знаете. Он уехал, сказал, что по делам. Сюда вы попали случайно.
Мои мозги работают слишком медленно, информация воспринимается с трудом.
Папа? Как папа Леша мог прислать ко мне своего человека? И только спустя несколько секунд соображаю, о каком из моих отцов идет речь.
— Как... он? — с трудом ворочаю языком. В последний момент опускаю чужое «Сергей Дементьевич». Он просил так его не называть. Но «дядя Сережа» звучит еще глупее.
— Кто, Никита? Надеюсь, мы успели вовремя, и с ним все будет хорошо. Андрей Топольский рядом с сыном, и...
— Он... — сбиваюсь на шепот и все-таки это говорю, — мой отец, он был в коме...
— А, вы про Сергея Дементьевича, — хмыкает над ухом мужчина. — Его прооперировали и вывели из медикаментозного сна. Он связался со мной и попросил присмотреть за вами и вашим мужем.
Закрываю глаза и сглатываю образовавшийся комок. Сам еле выжил, а думает обо мне...
— Почему нельзя... про Игру? — спрашиваю Соболева.
— Это желание вашего отца, — говорит он практически мне в ухо. Запах мужского парфюма забивает нос, и я поднимаюсь в воздух.
Этот странный мужчина, Александр Соболев, несет меня на руках. Его аромат звучит дорого, но чересчур по-взрослому. Агрессивно. Мне больше нравится те, которыми пользуется Никита. Мой муж...
Соболев не станет врать, с Никитой будет все хорошо. Я должна так думать, иначе сойду с ума. Если Андрей там, он не допустит, чтобы с его сыном что-то случилось.