Игры мажоров. Хочу играть в тебя

Ареева Дина

Дрожащими руками беру телефон и сбрасываю вызов. Пароль снят, я вхожу в нашу переписку.

— Это был ты, — глажу телефон и шепчу, не видя ничего за пеленой слез, — всегда был ты. Всегда рядом.

Вытираю глаза, подбираю со скамейки свой телефон, бросаю оба в шкафчик и захлопываю дверцу. Сую в карман силиконовый браслет с электронным ключом и бегу обратно в зал.

Глава 40

Маша

С трудом вдыхаю тяжелый спертый воздух.

Окутанный сизой дымкой октагон теперь кажется еще более зловещим. Его окружает настоящее человеческое море — живое, шевелящееся, гудящее.

На мгновение охватывает отчаяние — как я туда проберусь? Но короткий сигнал рефери к бою вмиг возвращает в реальность.

Коннор и Ник сходятся в центре ринга, и я ныряю в человеческое море, проталкивая дорогу плечом и помогая себе локтями. Не могу допустить, чтобы Коннор убил Никиту.

Я слишком привыкла видеть в Никите врага, поэтому упорно старалась не замечать ничего, что не вписывалось бы в придуманные мною же границы.

Даже того, что у нас с ним была самая настоящая свадьба, не разглядела. Что он со мной прощался, не поняла.

Ведь все, все лежало на поверхности, я сама должна была догадаться, должна была сообразить. Почему меня не насторожило, что Демон так много обо мне знает? Начиная с того, где я люблю гулять, и заканчивая тем, какие мои любимые конфеты.

Коннор с ревом бросается на Никиту. Звук удара отдается в самое сердце, Никита пошатывается, делает шаг назад. И со следующим ударом отлетает к канатам, которыми огражден октагон.

Я продвигаюсь наощупь, вращая локтями как лопастями винта. Глаза ничего не видят из-за застилающих их слез.

Он просил не поступать в этот универ, а когда узнал, что я все-таки поступила, перевелся следом за мной. Вел себя со мной отталкивающе, надеясь, что я сдамся, заберу документы и уеду. Наверняка Никита знал о Тайном клубе.

И при этом нанимал нас с Оливкой, чтобы я могла заработать себе баллы. А когда падала с ног от усталости, делал за меня мою работу.

Как я могла быть настолько слепой? Очки носить перестала, а видеть так и не научилась.

«Ты влюбился?»

«Я не влюбился, Ромашка. Я разлюбиться не могу»...

Как мне простить себя, если я не успею остановить Демона?

Передо мной кордон из охранников, и я понятия не имею, как его преодолеть. Просить и умолять бесполезно, это не люди, а железные истуканы.

Толпа ревет, Никита что-то говорит Коннору, кривя в усмешке губы в кровоподтеках. Готова поспорить, он дразнит гориллообразного Коннора. А тот сразу ведется, на глазах звереет и с разворота наносит еще один удар.

Никита снова виснет на канатах, опираясь на локти. Рефери останавливает бой.

С отчаянием оглядываюсь и встречаюсь глазами

с Демьяном. Толпа перед ним расступается, пропуская коляску, а он не сводит с меня выразительного взгляда.

Подъезжает к охраннику, заговаривает. Его лицо при этом максимально открытое, улыбка дружелюбная и располагающая.

Охранник поворачивается, глядя сверху вниз, и наклоняется к Демьяну. Тот живо жестикулирует, что-то объясняя, и я снова ловлю мимолетный и многозначительный взгляд.

Демьян его отвлекает, другого шанса может не быть.

Становлюсь на четвереньки и ныряю в образовавшийся зазор между охранниками. Пробираюсь между лесом из ног. Чья-то рука ловит за плечо, и я, не раздумывая, впиваюсь в руку зубами.

Без правил значит без правил.

Звучат крики и мат, если получу по спине дубинкой, то точно уже никуда не доберусь. Вскакиваю и бросаюсь к помосту, на котором возвышается октагон. Возле Никиты двое мужчин, они что-то говорят, отчаянно жестикулируя. А у меня от одного взгляда на него сжимается сердце.

Из рассеченной брови кровь струйками стекает до подбородка. Глаза закрыты, грудная клетка тяжело поднимается и опускается. Расталкиваю стоящих возле ступенек мужчин и пролезаю сквозь канаты. На меня удивленно смотрят, но не останавливают.

— Демон! — кричу изо всех сил. Никита вздрагивает и открывает глаза. — Пожалуйста, остановись.

Бросаюсь к нему, падая на колени, обнимаю за шею, прижимаюсь щекой к виску с той стороны, где неповрежденная бровь.

— Маша, — Никита с трудом разлепляет слипшиеся от крови губы, — что ты здесь делаешь?

— Я твоя жена, Ник, ты забыл? — губы дрожат, сглатываю комок и глажу любимое лицо. — Я клятву давала, что вместе и в горе, и в радости. Потому и здесь.

Уголки его губ дергаются, но глаза тут же закрываются.

— Прости его, Демон, пожалуйста, прости, — шепчу, быстро целуя лоб, щеки, подбородок, — оставь мне моего Никиту. Я так его люблю.

— Маша... — Ник пробует пошевелить руками, я ловлю за запястья.

— Ник, я знаю, что Демон это ты, — шепчу, глотая слезы. — Давай вместе уйдем отсюда, Ник. Я не хочу без тебя, ты мне очень нужен.

— Не получится, Маш, — с трудом выговаривает он. — Ты... сама... уходи.

— Нет, — мотаю головой, вдавливаясь лбом в его плечо, — нет, Никита, я никуда отсюда не уйду.

Мне не нравится его дыхание, рваное и сиплое. Надо срочно в больницу, от удара могли пострадать легкие.

— Эй, Кит, ты или дерись, или сдавайся, — Коннор выходит в центр.

— Девушка, вам нужно уйти, — меня пробуют оттащить от Никиты. Вырываюсь и подбегаю к Коннору.

— Ты же видишь, что он не сопротивляется. Ты же убьешь его!