Игры олигархов
Шрифт:
– А чего тогда истеришь? Чего нервничаешь? С Ларкой даже видеться не захотела - убежала. Значит, чуешь свою вину!
– Да пошла ты, Васнецова, знаешь куда?!
– Сама туда иди, а еще лучше, куда Ларису отправила!
– Ну, что вы делаете?!
– всхлипнула Люба.
– Это же невыносимо!
Ярослава схватила сумку, конспекты и ушла наверх, села за пустующий стол.
Подругам это очень не понравилось и они не подошли к ней до конца занятий, и в кафе, как обычно не потянули.
В цель Люба попала - невыносимо.
Ярослава
Домой вернулась, надеясь, что появиться Гриша, но его будто вовсе в ее жизни не было.
Она посидела на скамейке, вспоминая прошедшие дни, те злосчастные выходные, и все сильнее понимала Марину. Все больше сживалась с виной и ненавистью к себе. Она ведь поняла, что что-то не так сразу, еще в кафе тогда, но отмахнулась. И вечером - отмахнулась, ночью забыла, в субботу не вспомнила, внимания даже не обратила, что
Лариса на занятия не пришла.
А если бы тогда, у "Робинзона" она забила тревогу? Если бы позвонила в милицию? Если бы подняла подруг, Диму, родителей Ларисы?
Наверное, нет, наверняка, она бы был спасена. Ее бы нашли, объявили бы операцию "перехват" и взяли маньяков с поличным.
Нет, ерунда. Кого бы милиция ловила? Они в воскресенье, через два дня после пропажи заявление от родителей не приняли, а Ярославу в пятницу просто бы послали.
А если бы нет?
Девушка качнула головой и пошла домой. Закинула конспекты на диван, послонялась, постояла у холодильника и, узрев торт, который так и стоял не открытым, решительно вытащила его. Сунула в пакет, присовокупила бананы и решительно двинулась в больницу к подруге.
Кто бы, что не говорил, чтобы не думал, как бы Ярослава себя не чувствовала, а дружбу никто не отнимал и долг подруги остается долгом подруги.
В больнице, у палаты ее перехватил мужчина в гражданском, с накинутом на плечи халате. Показал корочки, спросил, кто такая и, увлек в какой-то кабинет, где долго и нудно выспрашивал и выпытывал что да как. Ярослав терпеливо отвечала, в тысячный раз пересказывая произошедшее в пятницу.
Расстались они с обоюдным недовольством. В его девушка узрела продолжение обвинений Марины, а он в ее - неверие в возможности доблестной милиции.
В палату к Ларисе Ярослава попала изрядно вымотанной.
Всучила матери пакет с передачкой и долго сидела у постели подруги, мысленно винясь перед ней за себя и весь род людской.
Тяжело было в палате, тяжело было смотреть на подругу, тяжело было на душе.
Девушка смотрела на руки Ларисы, видела красные полосы на запястьях и все гнала мысль, откуда они могли взяться. И подбирала слова утешения, успокоения, но так и не нашла тех, что могли бы действительно успокоить и утешить.
Лариса же спала. Она не видела ничего, не слышала. В палате говорила лишь ее мама, жалким, жарким шепотом отчаявшейся, испуганной за жизнь ребенка женщины выдавались все
– Юрочка-то с валидолом ходит. Сердце прихватило, не отпускает… Ларису оперировали, говорят, выживет, а вот с психикой не знают что будет. Врач сказал, что не исключаются потом акты суицида, ну, что может руки на себя наложить и надо следить за ней, курс психокоррекции провести, найти хорошего психолога. Предлагают в психатрическую больницу потом отправить на лечение. Курс - месяц.
Что с учебой будет? Да что я, какая учеба?… Господи, Ярослава, что же твориться? Как же это? Что ж вы разошлись тогда? Не надо было тебе уходить, оставлять ее… Прости, я не со зла. Дима на тебя…
Его понять тоже можно. Какого парню узнать, что такое с его девушкой? У них же серьезно было. А теперь что? Не приходит.
– Еще придет, - тихо сказала девушка.
– Думаешь?
– Конечно. В себя придет и появится. Лариса как раз тоже… - вздохнула.
– Пойду я.
– Да. Но ты приходи. Вы же с Ларочкой подруги не разлей вода. Ей сейчас важно, чтобы вместе были, чтобы как всегда. Ты не бросай ее.
– Не брошу. До свидания.
И поспешила выйти. Побрела по коридорам, потом по темному городу.
Еще один день прошел. Лариса его не заметила - его будто и не было для нее. Но и для Ярославы тоже. Они словно вместе провалились в какую-то яму и никак не могли выбраться.
С того дня отношения с подругами в институте стали портиться все больше. То ли Марина свою роль сыграла, то ли на Ярославу напавшая апатия дурно повлияла, только не было уже тех откровений и доверия, что были раньше между подругами. Даже этот маленький кружок разбился на мелкие осколки: Инна и Света, Марина и Люба, и Ярослава - одна.
Гриша тоже с того дня, как поссорились ни разу не появился, не позвонил.
Девушка часто брала телефон в желании позвонить самой, но то не знала, что сказать, то была неуверенна - надо ли, то гордость верх брала и телефон возвращался в сумку или на тумбочку.
Жизнь текла, как песок меж пальцев, а куда и зачем было неясно.
Все как-то посерело, потеряло смысл и как Ярослава не барахталась, не пыталась вытащить себя за волосы из трясины депрессии, как барон
Мюнхаузен из болота - не получалось.
Лешинский ждал звонка, но прошла неделя, пошла вторая, и к субботе он понял - не дождется.
Положенное перед ним Боксером досье на Суздалеву было хлипким и мало информативным. Родилась, училась, уехала. Ничего интересного, разве что два приметных факта - первая любовь, бурная и бунтарская, резко вспыхнувшая, потрясшая родителей влюбленных и закончившаяся как большинство подобных увлечений - ничем. Парень мило махнул ручкой своей "любимой", найдя следующую "любимую". У Ярославы сделать тоже самое не получилось.