Игры престолов. Хроники Империи
Шрифт:
– Неужели ты думал, что все сокровища, что могут предложить мне этот мир и титул Императрицы, заменят тебя?! Я готова жить где угодно – в пещере, шалаше, под открытым небом… только бы рядом с тобой.
Араши судорожно вздохнул, сжимая объятия. Сердце сладко и больно сжималось, а глубоко внутри словно зажглось маленькое солнце. Так хорошо… так тепло и спокойно! Гюссхе шепнула:
– Помнишь, я поклялась, что больше не отпущу твоей руки, не дам упасть в пропасть? Так зачем ты ломаешь мне пальцы?
Он глухо застонал, уткнувшись лицом в шею любимой, вдыхая её неповторимый аромат, всегда ассоциировавшийся у него с домом. Свет, исходящий от неё, заставил хищную тьму и смертельный
– Я… Гюссхе, я правда…
– Красноречие впервые изменило тебе, мой Хаффи? – Мягко улыбнулась женщина, целуя его в висок, как делала всегда, желая успокоить или утешить. – Квинза, открывай портал. Мы уйдём вместе, даже если твой упрямый отец на это не рассчитывал.
– Берегите себя, хьон… матушка…
Квинза и С’хленн поклонились родителям и между ними засияла арка Пути. Взявшись за руки, Араши и Гюссхе шагнули в новый мир, который отныне будет принадлежать только им двоим.
…Где-то очень далеко, на самом краю вселенной, есть планета, единственными обитателями которой были сильный мужчина с золотыми глазами и седыми волосами и нежная женщина с изумрудным взглядом и пушистым облаком каштановых кудряшек. Они любили друг друга так сильно и страстно, что о них слагали легенды, вознося до небес величие и чистоту их чувств. А они жили и не знали ни об этих балладах, что вдохновляли тысячи влюблённых по всей галактике, ни о собственной славе. Просто каждый новый день они проживали друг для друга, любовались океаном из окна белокаменного дворца, защищённого магией от непогоды, гуляли по молочно-белому пляжу, наслаждаясь мягкостью песка и шелестом набегающих на него волн… Они улыбались только друг другу и видели отражение собственного сияния в глазах напротив.
И не было ничего прекрасней этого.
====== Эпилог 4. Энрике ======
Он брёл по пыльной дороге под палящим солнцем, а вокруг простирались бесконечные поля. Пот градом катился по лицу, оставляя грязные разводы, неприятно стекал по спине, отчего рваная в нескольких местах рубаха липла к телу. Босые ноги, месившие мягкую, серую пыль давно уже обзавелись жёсткими мозолями, ведь с последними сапогами ему пришлось расстаться несколько месяцев назад. С одеждой всё обстояло ещё печальнее, и Энрике вполне мог подрабатывать на одном из полей, мимо которых уныло тащился, пугалом, дабы отгонять вороньё. Однако одежда волновала его в самую последнюю очередь, как и реальность в целом.
Вот уже десять лет бывший принц Империи Мэру, красавец и любимец женщин Энрике Бришелла жил исключительно в мире грёз, не вполне осознавая то, что творилось вокруг него на самом деле. Он что-то делал, куда-то шёл, справлял естественные нужды и шёл дальше. Питался тем, чем придётся и только для того, чтобы силы не оставили его на середине пути. Почему-то ему казалось очень важным добраться до своей цели вовремя, но что это за цель и куда именно нужно попасть, он не ведал.
Рик плохо помнил, что случилось после того, как у него отняли половину души. Внутри было пусто, и он сам себе казался разбитым сосудом, из которого давным-давно вытекло всё содержимое. Так ужасно – ощущать себя вещью, а без Альфреда он стал даже хуже, чем вещью. Всю свою жизнь он жил, любил и ненавидел, разделяя все эмоции со своей родной половинкой, несмотря на очевидный страх отца. Да, Тимо Лайтонен боялся, что демон, живущий в его сыне, вырвется на свободу. Он внимательно следил за Энрике, задавал каверзные вопросы, совершенно внезапно устраивал проверки, даже изобрёл лекарство, запирающее часть сознания особым блоком… и всё же его можно было обмануть. И это было весело: нарушать правила, установленные
Брат, половина души, тот, кто всегда рядом, тот, кто поддерживал Энрике во всём и кого Рик любил всем сердцем. Тайный любовник из зеркала с дерзким взглядом и соблазнительными речами. Ближе, чем кто-либо на свете, роднее и важнее всех! И вот Альфи не стало, а на его месте образовалась тянущая пустота, истекающая болью.
И боль эта сводила Энрике с ума. Она год за годом подтачивала его здоровье, гнала куда-то, не давая осесть на одном месте и зажить спокойной жизнью. Туман в мыслях, постоянное беспокойство, страх опоздать куда-то, где его очень-очень ждут… Ему снились странные сны, он просыпался и оказывался в другом сне, ещё более запутанном и сюрреалистичном, затем выдирался из кошмара, чтобы попасть в новый. Что из безумных видений, проносящихся перед его глазами, было настоящим, а что – плодом воспалённого воображения?
Он устал. Смертельно вымотался. Он не знал, сколько времени будет вот так скитаться по мирам в поисках чего-то важного, но не мог остановиться. Потому что если он сделает это, то окончательно потеряет Альфреда. Откуда пришла эта мысль? Энрике даже остановился, растеряно оглядываясь. Но пустые поля, засеянные пшеницей, безмолвствовали.
Опустив голову, Энрике возобновил свой путь. Если солнце будет жарить по-прежнему сильно, то через пару часов он окончательно свалится с ног. От безжалостного зноя дрожал воздух, губы потрескались и взялись жёсткой коркой, дыхание сипло клокотало в глотке. Рик прищурил слезившиеся глаза, пытаясь смотреть против ослепительного света. Ему показалось, что на дороге впереди его поджидают двое. Почему-то он сразу понял – это по его душу, но даже не замедлил шага. Не всё ли равно, что с ним станет? С жалким, разбитым ничтожеством…
– Энрике Бришелла?
Очень приятный женский голос, смутно знакомый, хотя Энрике и не мог вспомнить, кому именно принадлежит этот мелодичный перезвон колокольчиков. Он остановился, тупо глядя под ноги безразличным взглядом. Вопрос повторился. Измученное сознание отказывалось подчиняться и мысли вяло плыли по течению. Интересно, неужели Матиас, потерявший брата-близнеца, чувствовал нечто подобное? Энрике мучительно застонал, уже успев позабыть о таинственных незнакомцах, ждущих от него чего-то.
Перед мысленным взором проплывала череда жестоких преступлений, совершённых психованным безумцем с полного согласия самого Энрике. И, что самое ужасное, он знал – если вдруг ему представится шанс вернуться в прошлое, он ничего не станет менять. Ни тотальный диктат, установленный Альфредом, ни случайная, нелепая смерть Лукаса и показательная казнь Фабио и Вольгера Тремейна, совершённая ими самими под угрозой смерти близких… Ничто из этого, включая грязное, запретное насилие над беспомощным отцом, не заставило бы Энрике отказаться от Альфреда.
Наверное, в какой-то мере он разделял безумие брата.
«Альфи… Альфи, где же ты? Я так виноват перед тобой! Я должен был яростней сопротивляться, должен был сохранить тебя, оградить, спасти… Простишь ли ты меня?»
Нет. Энрике прекрасно помнил свирепый, безжалостный нрав брата. Он не простит, только жестоко рассмеётся на попытки оправдаться.
В своих бесконечных скитаниях Энрике понял, что нет и не будет для него никого другого, кроме яростного, дикого и сумасшедшего Альфреда. Никто не сможет заменить это персональное благословение и проклятие.