Игры с хищником
Шрифт:
Он сорвал трубку и резко спросил:
– Что вам угодно?
И услышал голос Горчакова:
– Наконец-то! У вас все в порядке, Сергей Борисович?
Он вновь взглянул на пистолет и спросил:
– Чего ты трезвонишь среди ночи?
– Ваша охрана на месте?
– Откуда я знаю?
– К вам в последние два часа никто не заходил?
– Никто! Что тебе надо, Горчаков?
– Прошу вас, оставайтесь в кабинете, – непривычно взволнованно заговорил генерал. – Запритесь на все замки и на засов! У вас на внутренней двери есть треугольная
Сергей Борисович бросил трубку, огляделся и прислушался: в доме было по-прежнему тихо, да и звуки из квартиры почти сюда не доходили. Он открыл первую, звукоизолированную дверь, после чего повернул ключ во второй и резко распахнул...
Освещенный коридор был пуст, впрочем, как и видимый лестничный холл. В общем-то привычный ночной покой, когда дома нет жены и дочери...
Он запер обе двери, однако ручку засова поворачивать не стал. Встревоженный голос Горчакова не насторожил его, а, напротив, вызвал легкое сиюминутное любопытство. Сергей Борисович отодвинул занавеску и не скрываясь стал смотреть в окно.
Погода на улице была промозглая, дождь со снегом – точно такая же, как и той памятной осенью...
Женитьба на Ангелине, устроенная по воле вышестоящего начальства, состоялась сразу же после похорон Брежнева. По регламенту Сергей Борисович обязан был присутствовать на поминальном ужине. Политбюро и секретари обкомов уже рассаживались за столы, когда за спиной внезапно очутился Баланов.
– А вы что тут делаете? – с наигранным и веселым возмущением спросил он. – Оставьте это печальное действие нам, старикам. Вас невеста ждет, уважаемый.
И захромал на свое место.
Их свадьба тоже напоминала поминки.
Во время молчаливо-напряженного ужина подручный Баланова, майор Горчаков, привез им свидетельство о регистрации и вручил без всякого торжества. Однако после шампанского, красного итальянского вина со вкусом дедовой жвачки и армянского коньяка голова у Ангелины закружилась и строгое, поставленное в ИМО, лицо расслабилось, превратив ее в фабричную девчонку. Они сидели за столом даже не рядом, как жених и невеста, – напротив друг друга, словно собеседники, но целоваться на этой свадьбе было не обязательно, да и «горько» никто не кричал. Несколько раз Сергей Борисович пытался завести разговор – не сидеть же как на поминках! – однако Ангелина не поддерживала, и где-то во втором часу ночи, когда молодоженам следовало бы разделить брачное ложе, она вдруг потянулась к нему через широкий стол и прошептала:
– А давай погуляем под дождем?
Он посмотрел на ее вечернее платье, подол которого касался пола, но она поняла и махнула рукой:
– Давай так!
Они пошли тем же путем, как и в прошлый раз, только дальше, и без тропинок, по мху. В неосвещенном бору было так темно, что, выйдя со света, они натыкались на деревья и от этого смеялись. Сергей Борисович взял ее за руку и пошел вперед.
– Знаешь, чем хорош служебный брак? – вдруг весело спросила
Потом они четверть часа шли молча и уверенно, приглядевшись к темноте. От сырой земли и мха вечернее платье вымокло сначала лишь по кромке, но ткань была такая, что тянула влагу вверх, как промокашка. Ангелина словно не замечала этого, пока не начался предутренний холодный ветер.
– Я замерзла, – пожаловалась она.
Сергей Борисович снял пальто, набросил на плечи и приобнял, ощутив дрожь ее тела.
– Ноги окоченели, – доверчиво проговорила Ангелина.
– Пойдем в дом?
– Не хочу... Я знаю, где можно спрятаться! Беги за мной!
И, подхватив тяжелый подол, побежала по светлеющему бору. Через минуту впереди обозначилось белое тусклое озеро, а на берегу – желтеющее свежесрубленное строение, напоминающее теремок с круговым и высоким гульбищем. Ангелина забежала по временным, строительным ступеням, подала руку и сказала:
– Смотри не навернись.
И эти ее простые слова, оброненные возбужденным шепотом, словно подломили постоянное напряженное ожидание. Она открыла дверь и ввела его в темное пространство.
– Здесь пока нет света. Но зато есть печь.
Сруб был еще сырой, поэтому остро пахло смолой и по сравнению с улицей ощущалось немного парное тепло.
– Что это? – спросил Сергей Борисович.
– Баня. Но она не работает. – Ангелина провела его в парную. – Здесь будет теплее... Ты умеешь топить печку?
Приглядевшись к полумраку, он собрал обрезки досок, стружки и затопил железную печь. Отблески пламени высветили желтое пространство, и сразу стало уютно. Широкий дощатый полок был покрыт старым ватным одеялом, в изголовье вместо подушки лежала свернутая телогрейка.
– Здесь плотники отдыхают, – пояснила невеста. – А я люблю сюда ходить, деревом пахнет...
Они сели рядом, прижались друг к другу, но теплее от этого не стало.
– Одежда мокрая, – сказал он. – Так не согреешься.
Ангелина сняла плащ, расстелила его на полке, затем выпуталась из платья и сбросила его на скамью.
– Ничего себе брачное ложе, – проговорила она, укладываясь. – Но зато здесь можно побыть вдвоем. И поговорить.
Сергей Борисович укрыл ее своим пальто и, присев на корточках возле печки, открыл дверцу – свет и тепло приятно обволакивали лицо и все свежее смолянистое пространство.
– Сядь рядом, – попросила она.
Он послушно опустился на полок, нашел ледяную руку и замер. Прошла, может быть, минута, но дрожать она не перестала.
– Похмелье выходит, – словно угадав его мысли, сказала Ангелина. – Я так много никогда не пила. Но ведь у нас свадебная пирушка... И теперь я тебе буду законной и верной женой.
Он не удержался от иронии:
– Надолго ли?
– Это уж как судьбе будет угодно.
Сергей Борисович хотел съязвить в отношении судьбы и начальства, однако промолчал, поскольку Ангелина перестала дрожать.