Игры с огнем. Там же, но не те же
Шрифт:
И снова по классу прошелестел смешок…
– Предпочтения. Подчеркните, – вернул нас к теме лекции куратор, – Предпочтения – это ваш осознанный выбор. То, чего вы хотите от жизни. Имея талант к зельеварению, вы вполне можете не иметь желания заниматься им всю жизнь. На примерах разберете сами.
– Отдельно хочу заметить, – выделил голосом куратор, – Что магическая инициация высвобождает действительно значительные объемы энергии, и чем выше изначальный потенциал инициируемого мага, тем существеннее проходящая через него в момент обряда мощь. Организм, не привыкший к манипуляциям такими потоками, без ограничителей
Наше счастье, подумала я, что уровень силы у магов-подростков невелик по отношению со взрослыми магами, и для школьников всегда можно найти волшебников, которые будут достаточно сильными, чтобы проконтролировать ритуал. А то сидели бы самые сильные уникумы неинициированными!
Я вздохнула, записывая лекцию за куратором, и одновременно прикидывая, как бы проскочить в столовую и не натолкнуться там на Феррерса и компанию. По крайней мере, пока они не остынут. После вчерашней стычки они почему-то решили, что это я шепнула первой школьной красавице про Феррерса, что он давно спит со Стеном Ароу…
Ну, сказала-то может и я. Но что ж теперь, не есть?
Прийти в столовую раньше всех, не жуя проглотить, что успею схватить и сбежать под прикрытие очередной классной комнаты мне не удалось – на выходе из кабинета мистера Вилсона меня перехватил Итан Браун из числа шельгарцев. Я пару раз видела его в коридорах, один раз – в холле, во время стычки с Феррерсом у расписания, но знала о нем предостаточно. И даже несколько больше, чем могла бы ожидать сама.
Симпатичный, с приятной улыбкой и темными кудрями, Итан Браун прочно поселился в девичьих грезах студенток Андервуда и в их беседах.
Но если бы меня спросили, что я почувствовала, когда Итан Браун взял меня за плечо, я бы точно знала, что сказать – изумление.
Огромное изумление.
За пять лет в Андервуде, я успела привыкнуть, что ко мне не лезут. Вокруг меня зона, которую никто не нарушает – некоторые из опасения вызвать на себя недовольство лорденыша нашего всемогущего Феррерса, другие из подхалимажа, а третьим было просто не интересно.
В любом случае, это меня устраивало.
Никто не трогает меня руками.
Шельгарец, к сожалению, ничего об этом не знал.
Чужие пальцы на рукаве форменного пиджака смотрелись противоестественно – во-первых, это были категорически не те пальцы, во-вторых – вообще нечего меня руками хватать.
На лицах студентов, обтекавших нас с обеих сторон, было написано столь же всеобъемлющее удивление, и сомнение в здравомыслии парня. В кои веки, я была согласна с общественным мнением.
Идиот какой-то!
Я посмотрела так выразительно, что Итан опомнился и руку убрал. Но по-прежнему ждал ответа свой вопрос с дурацкой дружелюбной улыбкой.
Я напомнила себе, что это нормально, когда люди улыбаются, а не
– Прости, я не услышала. Что ты спросил?
– Не хочешь погулять вечером вдвоем? Покажешь мне вашу школу, парк, – разливался соловьем Браун.
Тогда я кое-как отказалась, не желая связываться с приехавшим на две недели гостем, и вместо обеда ушла к себе, читать выданные куратором книги по теории взаимодействия сил и пересчитывать одну интересную разработку, в которой я с упоением ковырялась уже не первый месяц. И до самого вечера мне благополучно удавалось избегать нежелательных встреч, что сказалось на моей бдительности плачевно. Я расслабилась и решила, что гроза миновала.
А возвращаясь с ужина, натолкнулась на Феррерса, и он был чертовски зол. Злее обычного.
Втолкнув меня в одну из небольших, затемненных демонстрационных аудиторий, в которых обычно вели опыты и лабораторные, не терпящие яркого освещения, он смотрел на меня и ничего не говорил.
Я присела на первую в ряду парту и уставилась на него в ответ.
Вообще, это было странновато. Как правило, если уж Феррерс не говорил мне гадостей, то только потому, что был слишком занят, задирая мне юбку. А чтобы он одновременно и молчал, и не заваливал меня на спину – это как-то совсем уж… противоестественно!
Это что, его из-за дурацкой сплетни так разбирает?
– Встать! – каркнул он, и голос был непривычно хриплым и скрипучим.
Я покладисто встала, с любопытством рассматривая лорденыша. Можно было бы послать его лесом, можно было и вообще сделать вид, что его здесь нет – только это правила игры для дневного, общеизвестного пласта отношений. Когда вокруг светло и люди, и встреча с Феррерсом автоматически означает склоку. А сейчас – вечер, и темный пустой класс, и в теперешней игре совсем другие правила.
Наши извращенные отношения развивались по строгой схеме. В них, как ни странно, всеобщий любимчик и баловень Феррерс представлял заинтересованную сторону. Именно от него всегда исходила инициатива. А ничем не примечательная заучка Кейт Сеймур просто позволяла оголодавшему аристократу брать то, что ему хочется и между делом благосклонно принимала ласки, но сама будто и вовсе не была заинтересована в происходящем.
Это было удобно для моего эго и самолюбия. Особенно потому, что если мне хотелось секса, то подбить Феррерса на инициативу ничего не стоило – достаточно было как бы случайно встретить его в людном месте, сказать пару гадостей, и удалиться, прежде чем он сумеет ударить ответно. Все, дальше можно было просто выбрать место, где не будет случайных свидетелей, и ждать – максимум, через двадцать минут, злющий аристократ являлся, чтобы поставить на место обнаглевшую стерву, и обходился уже без разговоров.
А сейчас… Странный он какой-то. Молчит. Щурится. Губы зло кривятся. Сжимаются аристократически длинные пальцы. Отлично, я поняла, ты вне себя. Но…
Где мой секс?!
– Раздевайся, – голос хриплый, и слово опять больше похоже на карканье, чем на приказ.
По спине пробежала волна мурашек. Внутри что-то трепетно сжалось на краткий миг – и разлилось предвкушающей патокой. Я нерешительно подняла руки. Коснулась пуговиц пиджака, помогая им выскользнуть из петель. Стянула грубую ткань с плеч, вынимая руки из рукавов. Пиджак лег на соседнюю парту.