Игры с Вечностью
Шрифт:
– Я не пойму тебя... Либо ты искренне раскаялся в содеянном, либо же уловил что ветер подул не в твою сторону....
– Искренне раскаялся. Даже не сомневайся. Я осознал, насколько же я гнилой человек...
– Он был прям, но, все же, о налете Васи и Гоши рассказывать не собирался. Так же он не хотел говорить о своем воровстве со счетов фонда. Он все-таки надеялся, что Воскресный хоть когда-нибудь сможет его простить, чего не произойдет, узнай Анатолий всю правду. Саргассову была жизненно необходима эта надежда, потому что он не хотел жить, понимая то, что натворил, и прощение стало бы ему ответом, что он, быть
– Раскаялся?
– Анатолий натянуто ухмыльнулся, не веря.
– Думай как хочешь... Я пришел попрощаться. Сегодня я...
– он не смог озвучить свои предчувствия смерти.
– Что ты? Уедешь?
– Да... уеду!
– Валентин как-то странно усмехнулся.
– Меня уедут, вернее. Я не могу, чтобы у тебя осталось на меня какое-то зло. Я искренне хочу помочь, исправить то что натворил. Вот список всего, что я передал Белову по его запросу. Что лажа, а что нет - разбирайся сам. Тебе виднее. Я же надеюсь, что не опоздал. Он хотел начать войну против тебя через неделю, когда я бы принес ему данные по "Асгарду". Само собой, я уже ничего не узнаю.
Анатолий Борисович трижды пробежал список глазами, и когда он оторвался от бумаги, лицо его было спокойным.
– Знаешь, хорошо, что ты пришел сегодня, а не завтра. Да, тут есть кое-что опасное, но я успею принять контрмеры, и все будет улажено. Не беспокойся, я справлюсь.
– Слава Тебе!..
– Валентин вознес руки к небу.
– Ты стал набожным?
– Воскресный улыбнулся.
– Лучше поздно, чем никогда.
– Согласен. Не поверишь, сегодня за мной пришел ворон...
– Это кличка?
– Не понял Анатолий.
– Нет. Птица. Знаешь такую?
– В городе они не водятся, ты перепутал...
– Я и сам рад бы думать, что перепутал, но тут никакой ошибки. Это был он.
– Ты меня пугаешь...
– Я и сам испугался, поверь мне. Он сел на подоконник и трижды стукнул по стеклу, после чего исчез. И так бывает. Не поверишь, я не суеверен...
– Как раз в это я и поверю. За тобой мистификации никогда не наблюдалось. У тебя же калькулятор вместо сердца.
– Воскресный кивнул своим словам.
– Пусть так. Но эта птица звала меня.
– Кельты верили, что ворон уносит души людей, принявших насильственную смерть.
– Я не знал об этом, но чувствую нечто подобное.
– Не бери в голову. Обычное суеверие. У тебя сейчас нервы шалят, тут уж нечего сказать.
– Может и суеверие, но прямиком от тебя я направлюсь в аэропорт. До него я не доеду.
– Тебя ведут?
– Да, за углом наружка.
– Что бы придумать?
– Анатолий Борисович налил из графина бокал красного вина.
– Ты будешь? Херес, двадцатилетний.
– Налей. А ты хочешь мне помочь?
– Да. Я тебя простил. Конечно, у меня на душе на счет тебя совсем неровно, мы больше не друзья и тебя я не хочу знать... но считай, что у меня хорошая память. Я помню, как ты меня спас.
– Не вспоминай. Это было давно.
– Давно. Но в том пожаре, если бы не ты, я бы сгорел.
– Забудь о том ангаре. Не
– Считай, что я всего лишь возвращаю тебе долг.
– Во взгляде Анатолия проскользнуло нечто вроде презрения.
– И не более того. Я привык платить по счетам.
– Я понял, как скажешь.
– Я сам отвезу тебя в аэропорт...
– Нет. Тебя вместе со мной положат.
– А если охрана?
– Тогда ты спасешь меня, но не себя. Белов поймет, что ты в курсе событий, и перейдет к открытым действиям. Ты не успеешь прикрыть тылы.
– Это факт... Но, тогда, поедешь в аэропорт даже сам, это даст подсказку и Белов начнет войну...
В эту минуту на пороге появилась Анна. Валентин сразу отметил выражение вселенской скорби на ее лице, и то, что она как-то повзрослела. Да, боль души знает свое дело.
– Привет, - улыбнулся дочери Анатолий.
– Привет.
– Она устало махнула рукой. В другой раз Воскресный был бы обеспокоен моральным состоянием Анны, и засыпал бы ее вопросами, но сегодня были вещи поважнее. На кону стояло благополучие семьи.
– А вы тут, чем занимаетесь? Обсуждаете насущные проблемы бизнеса?
– Да.
– Воскресный кивнул.
– Валентину нужно в аэропорт, но так, чтобы этого ни кто не заметил.
– Шпионские страсти?
– Анна улыбнулась.
– Ага. Типа того. Может, дашь совет дельный?
– Анатолий покосился на дочь.
– Я не могу отвезти Валентина, потому что если нас увидят вдвоем в аэропорту, это испортит все дело. Все очень серьезно.
– Дядю Валентина я могу отвезти. Только тогда, чтобы все было незаметно, ему придется разместиться в багажнике. Вы не против?
– Она обернулась к другу отца.
Дядя Валентин был не против прокатиться и на метле, не говоря уже о просторном и респектабельном багажнике Бентли. На том и решили. Перед наружкой была разыграна маленькая сцена. Когда Анна выгнала из гаража машину, Воскресный тоже вышел за ворота дома. Он подошел к Анне, и они перекинулись парой ничего не значащих фраз. Все это делалось для того, чтобы шпионы успели разглядеть через притонированные стекла: в машине кроме Анны никого нет. Тогда, используя примитивный метод исключения, шпики пришли бы к выводу, что Саргассов находится в доме, и никуда не уехал. Валентин не зря в свое время работал с КГБ, потому что он даже просчитал посадку автомобиля, и благодарил небо за исключительные качества ходовой английской марки машин. Это происходило в половине одиннадцатого утра.
Утро для Сергея Юрьевича началось в тот момент, когда Анна отъехала от дома по пути в аэропорт. Его разбудил вошедший охранник, услужливо принесший мобильный телефон. Поначалу Белов злобно фыркнул на осмелившегося потревожить покой своего хозяина, но охранник выдал волшебные слова:
– Владислав Альбертович.
Это автоматически снимало все вопросы, злобный взгляд Белова стал смирен и кроток. Кто такой был и есть Владислав Альбертович, я пояснять не буду, это не так суть важно, главным показателем этого человека было то, что он стоял на порядок выше Белова на социальной лестнице, и имел на него огромное влияние. Белов в свою очередь, прекрасно понимая положение вещей, боялся Владислава Альбертовича как огня.