Игры судьбы
Шрифт:
Верстовые столбы отмеряли точно по двадцать пять вёрст от одной станции до другой, где на постоялом дворе можно было отдохнуть, заказать чаю или варёных яиц, дождаться лошадей, а то и переночевать. Здесь шла регулярная перевозка пассажиров, грузов и – самое главное – ГОСУДАРСТВЕННОЙ ПОЧТЫ! Станция обычно представляла двухэтажное деревянное здание, Рядом – никаких пристроек, сараев строить не позволялось, очевидно, из соображений пожарной безопасности. В нашей местности содержателями станций обычно бывали казаки. Государство заключало с ними контракт и давало ссуду на приобретение сорока пяти – пятидесяти лошадей.
В Петропавловске бекет находился в районе нынешней ГАИ, около старой крепости. Там до сих
Корольковы – потомственные почтосодержатели в Астраханке, а Першины – в Богодуховке. А станционным смотрителем в Рублёвке был старый новоникольский казак Суставов. В селе его любили за трудолюбие и весёлый нрав, и в свои восемьдесят лет он исправно содержал почтовую станцию.
Как и на других станциях, здесь сновали государственные чиновники по своим делам, предъявляя подорожную грамоту, требуя свежих лошадей. За молодыми конюхами здесь приглядывали старшины – с них был особый спрос, ведь почтовая лошадь – не крестьянская доходяга. Особый корм – овёс и сухари – обусловливал лёгкость конского хода и выносливость в дороге! Ямщиков держали человек двенадцать – обычно из числа казахов, за шесть рублей в месяц, это была хорошая работа, ею дорожили.
«Почта прибыла!» – новость разносилась мгновенно, ни секунды промедления! Большие кожаные баулы с двумя ручками – какой на половину, а какой и на весь центнер весом, с документами, деньгами и ценными посылками бережно переносятся в другую повозку и… только свист ямщицкой плети раздастся, да пыль заклубится вслед… Но иногда, случалось, не хватало лошадей, тогда выручали местные жители. Во всяком случае, в окрестности станции многие этим и жили.
Хоть и быстро бегали почтовые лошади, а новости по стране, особенно до деревень, доходили туго – газеты в селе имели право получать только поп да учитель. Когда в начале века в Японии случилось жуткое землетрясение и четвёртая часть этой страны ушла под воду, в Рублёвке об этом узнали
только через полгода. Кроме государственных чиновников, через станцию следовали обычные пассажиры. Много людей ехало из Москвы, Санкт-Перербурга. По одному и целыми семьями ехали в Боровое – на популярное тогда кумысолечение, которое хорошо помогало, в частности, от туберкулёза, да и просто отдохнуть.
Всем умел угодить смотритель Суставов, за что и пользовался расположением пассажиров и начальства. Одна беда – дела передать было некому, сыновей у него не было, только две дочери да жена. Таким и запомнил его Михаил Григорьевич Скиданов – крупный, статный, неутомимый старик в полувоенном френче и сапогах, зачастую навеселе и всегда с прибауткой. Казалось, дано ему прожить два века, но получилось по-другому. После революции у станции, до тех пор работавшей, как часовой механизм, появились сбои в работе – не было того, другого, мобилизовывали людей на гражданскую войну, отбирали лошадей. А главное ясности не было – как жить
Дальше?
Когда явился уполномоченный Колчака и реквизировал сразу тридцать лучших лошадей, восьмидесятилетний Суставов впервые заболел.
А когда «красные» пришли с постановлением забрать остальных лошадей, он и вовсе на всё махнул рукой – делайте, что хотите! Подогнал старый собственный экипаж, обтянутый облезшей давно кожей, запряг собственную пару лошадей, посадил рядом жену, дочерей. Поклонился большим поклоном родной земле, перекрестился, простился с теми, кто случился рядом, с трудом взобрался на сиденье кучера и сам взял в руки вожжи – будто
разом постарел на много лет. А всего через год прошёл слух, что умер. Кончилась его жизнь вместе с почтовым трактом…
СТАНЦИОННЫЙ
«Храни себя от бед, пока их нет» (укр. пог.)
Ну и красавчик был новобранец! А как улыбнётся!.. За рост да за красоту Григорию Скодинову (фамилия со временем потерпела изменение), деду Михаила Скиданова, и выпала редкая честь служить в Лейб-гвардии – Девятом Семёновском полку в столице Санкт-Петербурге, охранять царский трон! Было это ещё в позапрошлом веке. Отец Григория, Архип, крестьянин Харьковской губернии, очень гордился сыном, удостоенным служить в полку, где сам Суворов когда-то прошёл путь от солдата до генералиссимуса! Может быть, в глубине души он надеялся, что и сын его, Григорий, сделает военную карьеру, избежит тяжёлой участи земледельца…
Вышло не так – отслужив положенное, сын вернулся на родину, женился. Отец разделил собственную землю на трёх сынов, скудными оказались наделы. И вдруг – Столыпинская реформа! Звали смелых людей на новые земли, обещали многое. После долгих мытарств, в 1907 году, переехал Григорий с семьёй под Петропавловск, в село Рублёвка. Стали жить
при почтовом бекете (станции). Круглый год мчались чиновники разных рангов по государевой нужде, предъявляли смотрителю подорожные грамоты, да покрикивали, требуя свежих лошадей. Беда, если лошадей не окажется! А это случалось, тогда выручали местные жители.
Хоть степь в этих местах на вид скудная – один ковыль, а рожала целина хорошо: и хлеб, и масличные культуры, на славу, однако Григорий много земли не пахал. Всего две-три десятины засевали они пшеницей и овсом, да с четырёх десятин заготавливали сено для трёх лошадей да двух коров – жили в основном за счёт заявок с бекета. Свежие лошади всегда
были наготове…
Между тем семья увеличивалась, ждали пятого ребёнка, когда началась Первая мировая война. Григорий Архипович немедленно был мобилизован на фронт. Стоит ли говорить, как тяжело приходилось его жене Прасковье Григорьевне? Вскоре из пяти детей остались двое – Миша и Илюша. В два годика Илюша умер от дизентерии. Землю Прасковья Григорьевна продолжала обрабатывать, выращивать урожай. Иногда староста давал в помощь пленных – это были румыны, бессарабы, чехи. В 1916 году, после ранения, отец вернулся домой больным, с повреждёнными после газовых атак лёгкими. Через четыре года он умер
в возрасте всего сорока восьми лет. Время и без того тяжёлое —
гражданская война, голод, болезни, безденежье. Сначала у хозяев вымерла скотина, потом смерть стала косить людей. Как жить?
Повела мать старшего сына, тринадцатилетнего Михаила, к богатому хозяину. Мальчишка… Желающих наняться в батраки много, надежды
мало.
– Умеет ли малец быков запрягать? – спросил хозяин.
– Умеет!
– Пусть покажет! – мальчик сноровисто запряг, не впервой.
– Ладно, пусть остаётся!
Это была большая удача. Работал мальчишка от Троицына дня до Покрова, полгода, старался, и получил по уговору 25 пудов пшеницы и новые штаны. Зиму кое-как пережили. К весне Миша подрос, и нанялся уже работать как взрослый – пахал, косил, копнил, ставил стога, молотил, заготавливал кизяки, делал саман для построек. Все эти работы и для взрослого тяжелы, а что говорить про мальчика… Заработал грыжу, но осенью подвёз на хозяйской телеге к своему дому уже 40 пудов пшеницы! Своё зерно молотил по снегу, когда хозяйское лежало уже в амбарах. Михаила радовало, что сёстры его и младший брат играли в куклы, ходили в школу – как положено детям. Время революции прошло как-то незаметно…