Игры судьбы
Шрифт:
4. Полина 1903 г.р., родила Сашу и Володю, прожила большую жизнь.
5. Алексей 1905 г.р. Участник войны – инвалид, родил пять детей, одну из них Любой звали. «Жена была плохая, самолюбка, не берегла мужа, и он умер в 1965 году от белокровия» – так вспоминает Сергей Ильич.
6. Сергей 1907 г.р., дочери Валя и Зоя, у Зои сын Юра от первого брака, потом родился ребёнок во втором браке, и ещё один – в третьем.
7. Зоя 1910 г.р., родила Славу Кочкина, он был инвалидом, но работал на заводе Кирова. Зоя прожила большую жизнь, умерла от сахарного диабета.
8. Мария 1912 г.р., родила трёх детей, прожила большую жизнь.
9.
Илья Андреевич Назаров, отец моего собеседника, 1885 г.р., отец всех
перечисленных детей, был небольшого роста, коренастый, переселенец. Прибыл с родителями в 1893 году, а земли – лес, все угодья, давались только казакам. Итак, Сергей уже родился в семье Ильи Андреевича в г. Петропавловске, на улице Крепостная, 25. Помнит, как началась Первая Мировая война 1914 года – 22 июля был хороший, ясный день. Запомнились женщины, которые ходили, собирали помощь народа для фронта. Кто давал не меньше трёх копеек, получал жетон. Было в их семье шесть парней и три дочери. Потом стали поступать пленные немцы в Петропавловск, жили они и в старой крепости, неподалёку.
«В 1914-15-16 г.г. я помогал дедушке на пашне – материному отцу Ивану Ивановичу Ососкову, который продолжал жить под Асаново. К тому времени мою бабушку – жену Ивана Ивановича, бык забодал – рассказывает Сергей Ильич. – В это время мне было 7 лет. Однажды в поле приезжает есаул Грязнов от казаков, у которых мы арендовали землю, из села Плоское, начинает нас притеснять, грубости говорить: «уходите, когда вы отсюда уберётесь? А то пустим вам красного петуха!» Когда он уехал, я спрашиваю деда: «А что такое красный петух»? (Так вот как – власти употребляли казаков, чтобы осуществлять свою власть над народом! Потому и давались им привилегии!)
Куда нам идти? Везде гонят. Было это накануне появления Колчака. При Колчаке страшно было, кто не хотел в Белую армию идти, живыми в землю закапывали! Помню, к нам приходил высокий, стройный военный, колчаковец, садился, высматривал всё. Достанет наган, и крутит его в руках… А мне двенадцатый год… Военный ждал наших ребят, братьев – они прятались от мобилизации. Хотел завербовать их или расстрелять! Но никого не дождался, ушёл ни с чем. Тогда в соседней деревне 14 человек молодых ребят живыми в землю закопали за то, что не хотели воевать в колчаковской армии.
Потом наступила Советская власть, и радость – Колчак прошёл! Землю дадут! Эти 11 семей прибыли из Акмолинской области, но их продолжали притеснять казаки, и они подались за 150 км в степь, в Кундукуль. Это название казахского посёлка, который находится среди казахского мелкосопочника (где Ишим начинается). Остальные прибившиеся к ним люди – кто куда. Некоторые – в Кубыш (сейчас называется Плюшкино), 60 км от города Петропавловска.
Только в 1923 году деду всё же приписали землю – приехал землемер наводить порядок. Я помню, как ходил один мужик с лентой, обмерял, а землемер вёл аппарат. Выдали деду участок земли за Асановым, 5 км, на Кисельном озере. Выписали ордер и на лес – мои родители к тому времени в городе жили.
Везли мы с собой в лес, помню, два топора, пилу, и почему-то опять тот же Грязнов к нам придирался – наверное, начальником каким-то стал – на коне, с плетью! А мне уже 16 лет. Отец робеет, а я Грязнову говорю: «Давай, дядя, дуй отсюда!» – времена-то уже другие были! Тогда мы целый воз леса нарубили на постройку двухкомнатного дома, привезли в город, построили –
Родители были очень простые, доверчивые. Всех кормили, пускали ночевать, даже жить. Помню, один калмык жил, два чужих дедушки, мы к этому относились спокойно. Дед Никандр родных не имел, безродный, кое-как кормился на барахолке, пил водку, день где-то проводил, а спать приходил к нам. Шутливый такой был, весёлый! С Венькой-маленьким, родившимся при Колчаке в 19-м году, бывало, занимался, помогал. За семьдесят ему уже было, ветеран Германской войны, в 30-м году мы его похоронили.
Другой дед, с Сенной волости(район города), фамилия его была Гриб, когда ушёл к себе в Сенное, унёс две пары валенок. После отец выбрал время вернуть валенки, они уже были изношены. Вот так, по нескольку человек чужих жили почти у каждого, и в других хатах пускали… Время было тяжёлое, голодное, а люди добрые были, помогали друг другу.
До 1927 года я с дедом и отцом занимался сельским хозяйством, землю в Асаново мы не бросали. Тяжело! Бывало – дождь, отец с лукошком рассеивает семена, а я бороню. А до этого же надо было вспахать! «Ох, тяжёлый это – крестьянский труд!» – думаю я, и говорю отцу:
– Тятя, я не хочу этим заниматься! Тяжело!
– Давай ещё годик!
В 1927 году я отвёл посевную, и пошёл наниматься на железную дорогу, на станцию, ремонтным рабочим – в Асаново же. Кушать мне носила сестра Зоя. Четыре месяца проработал, комсомольцем стал, стараюсь, книжки читаю по железнодорожным делам, азбуку Морзе выучил – стрелочники нужны, ещё помощники на станции. Предлагают – а я боюсь! Вдруг стрелку не туда переведу? Чувствую – не получится из меня железнодорожник!
И, не снявшись с комсомольского учёта, уехал в Петропавловск, стал ходить на биржу труда. Однажды пришёл, нас спрашивают: «Кто пойдёт работать в кузницу на Петропавловский механический завод?» – будущий завод Ленина, он тогда около парка находился. Я поднял руку. Так 25 ноября 1929 года я пошёл на завод молотобойцем, проработал там 1930, 31й год, до прораба дошёл.
А потом как-то напился холодной воды со льдом – в кузнице-то – и получил ринит – атрофию носоглотки. Летом мне дали отпуск, отдохнул на Пёстром, в Доме отдыха. Брат говорит – а он был цеховым секретарём заводской партячейки – «Ты пока не выходи на работу, что-то там решают, куда тебя перевести». И из молотобойцев меня перевели в цех – стружку выносить, уголь возить – тогда у нас ещё паровик был. А врач мне запретил загрязнённым воздухом дышать. Начальник был Чернобай, я просил его сменить мне работу. А секретарь заводской партячейки Бобошин говорит, мол, пусть учится на станочника. Станки болторезные, строгальные, выучился я и сдал на третий разряд, станины строгал. В это время появилась статья Сталина «Головокружение от успехов», и однажды спрашивают меня:
– Назаров, ты почему корову не сдаёшь государству? Ты знаешь, что вышел закон Сталина: «Не иметь живности»? – я малограмотный, а думаю: «Что за Советская власть? Последнюю корову отбирают! Кому будет плохо, если я выпью молочка, брат выпьет? Детей-то в семье много было.» Расстались мы с коровой, а тут и отец умер – в 1933 году.
Потом я работал рабочим сцены в Драмтеатре. Ездили мы с гастролями в Джеты-Гора, Омск, Акмолинск. Артисты – и мы тоже – жили очень плохо, денег не давали. Директором театра в то время был Сухомлинов. Пошёл я тогда продавцом книг на рынок – он находился там, где сейчас 2-я школа стоит.