Игры в личную жизнь
Шрифт:
– Господи, господи, господи, – зашептала я, чувствуя, как мгновенно онемели мои ноги. – Я вспомнила! Я вспомнила...
Я действительно вспомнила, но не его слова – нет. Я отчетливо вспомнила его рубашку и еще пуговицы, на которые та застегивалась. Овальной формы, с чуть вогнутой серединой! Одна половинка – перламутрово-сиреневого цвета, вторая – бледно-голубого, такую пуговицу к белой рубашке не пришьешь. И именно такая была зажата в руке бедной Насти!
– Господи! – опять потрясенно выдохнула я. – Это что же получается?
А получалась
Зачем милиционеру из города Белореченска ехать за сотни верст и совершать нападение на мою соседку? Значит ли это, что она его узнала? Что именно он устраивал обыск в моей квартире, пока мы с ней сидели во дворе на скамеечке? Так, что ли, получается? Нет, не получается, потому что Арсений был со мной почти одного роста и достать своей блондинистой головой до чугунного уродца, свисающего со светильника, никак не мог. Но он мог просто с досады ударить по нему? Конечно, мог. Как мог любой другой злоумышленник, надев на себя такую же, как у него рубашку, совершить нападение на Настю, а затем и на бедного оператора, который имел несчастье снять этого человека на пленку...
Ах, если бы Настя очнулась и рассказала мне все, чтобы я не блуждала в потемках! Но дежурный врач строгим голосом отчеканил мне в телефонную трубку, что, хотя положение стабилизировалось, о посещениях не может быть и речи.
Придется, видимо, разбираться в одиночку.
Не получилось...
Пока я сидела и тестировала собственные мозги на сообразительность, дремавший доселе на соседней аллее мужчина в соломенной шляпе пробудился. Он встал и потянулся так, что мне отчетливо пригрезился хруст его суставов. Потом он повернулся, приподнял с головы шляпу, помахал ею в мою сторону в знак приветствия, и я не без содрогания узнала в нем полковника.
– Черт! – досадливо выругалась я. – Только тебя мне сейчас и не хватало для полного счастья!
Но пока полковник чеканил шаг в мою сторону, я, поразмыслив, пришла к выводу, что даже немного рада его появлению. Да, мне сейчас никак не справиться без посторонней помощи. И хотя его интерес в поисках моего сына несколько отличался от моего, помочь найти Славку он не откажется.
– Привет, – почти мягко поприветствовал он меня и, удовлетворившись лишь моим молчаливым кивком, присел рядом со мной на скамейку. – Как дела?
– Бывало и получше, – криво ухмыльнулась я, изо всех сил подавляя в себе желание достать пудреницу и провести визуальную ревизию собственной физиономии.
– Чего ревем? – Иван Семенович внимательно осмотрел мое лицо. – По сыну или от одиночества?
– И по сыну, и от одиночества, – неожиданно для самой себя согласно кивнула я.
В носу снова засвербило, и мне опять захотелось зареветь. Черт бы побрал его проницательность!..
– Что рассказал управляющий? – продолжил полковник допрос.
– Спрашивать, откуда вы об этом узнали, думаю, бесполезно. Раз вы за мной следили, значит...
– Ничего не значит из того, что я приглядывал
– У вас все просто! – взорвалась я оттого, что он с такой легкостью все вычислил. – Просто отдать дочь замуж! Просто потом похитить моего сына! Вам что, нужен выкуп?
Господи! Я все-таки разревелась. Да так, что он поначалу даже растерялся. А потом поступил и вовсе непредсказуемо. Приобнял за плечи, уложил мою голову себе на грудь и принялся поглаживать меня по мокрой от слез щеке, приговаривая:
– Ну перестаньте... Ну не надо так расстраиваться раньше времени. Может быть, все еще утрясется... Перестаньте...
Лучше бы он этого не делал и не говорил. Потому что все его утешительные комбинации имели прямо противоположный эффект. Я впала в настоящую истерику. Забилась в его руках, словно огромная рыбина. Принялась рыдать уже в голос, выкрикивая сквозь слезы:
– Славочка, родненький мой, что они с тобой сделали? Куда они тебя подевали? Как же я без тебя? Славочка, сыночек мой...
Не знаю, сколько бы это продолжалось, если бы полковник вдруг не заорал мне в самое ухо страшным армейским голосом:
– Шуу-рр-ка! А-ааатставить, мать твою!
Кто смотрел когда-нибудь парад на Красной площади в Москве и испытывал при этом благоговейный трепет при командном гласе Верховного главнокомандующего, тот поймет мою реакцию.
Я резко отпрянула. Села, резко выпрямив спину. Сама не понимая, что делаю, резким движением отерла щеки. И лишь потом, заикаясь, прошептала:
– Ч-что-о?
– Я сказал, отставить истерику! – Командные интонации он не убрал, но голос чуть приглушил, поэтому вышло не так убедительно, как в первый раз.
– Вам легко говорить, – плаксиво выдала я, с ужасом чувствуя, как рот снова пополз набок, а глаза наполняются слезами. – Ваша дочь с вами!
– Моя дочь, уважаемая Александра Васильевна, в куда более худшем положении, нежели ваш... сыночек.
Здесь – мне или показалось, или... он на самом деле выругался.
– Она что, беременна? – Это было первое, что пришло мне в голову и чего я совершенно обоснованно опасалась.
– К счастью, нет, – полковник с пониманием хмыкнул. – Мне бы этого не хотелось, равно как и вам, учитывая обстоятельства.
– Вы имеете в виду, что он бросил ее?.. – Ему все-таки удалось смутить меня и впервые почувствовать что-то похожее на стыд за поступок моего любимого сына. – Но все может оказаться совсем не так.
– Как?
– Гораздо драматичнее! Если Славик был как-то связан с Виктором и его проблемами, то...
– Ваш Славик – это и есть самая большая проблема! – Он снова повысил голос и при этом произнес имя моего сына словно самое грубое ругательство.