Их [колючая] роза

Эвис Инея

Я, будто мешком пыльным пришибленная, столько фоток наделала. Как назло, такими чёткими получились, хоть без обработки сразу в рамку и на стену.

А когда по-русски материться начали, так меня и вовсе отключило. Как сорвалась с места, как помчалась хрен знает куда, а ведь надо было всего лишь несколько раз завернуть за угол и вот она — галерея. Но, видимо, уставший от перелётов, встреч и подготовки, мозг исчерпал за этот день весь запас умных идей, а шоковое состояние подлило масло в огонь. Так и побежала

в противоположном направлении.

Ну а дальше… Вот она я. Прижатая к сиденью огромной рукой одного из трёх блондинов без возможности вырваться или хотя бы сменить позу. На мои гневные выкрики мне порекомендовали захлопнуть «спермоприёмник» — уроды, блин! — и не рыпаться. Для наглядности снова несколько раз полоснули по пятой точки хлёстким ударом ладони, и я притихла.

Не хочу думать, не хочу подразумевать и гадать, что же меня ждёт дальше, но утомлённый и накаченный адреналином организм никак не угомонится — то и дело подбрасывает безумные картинки расправы надо мной.

Тачка останавливается и моё сердце чуть не завершает свой цикл следом. Я аж закашливаюсь от переполняющих меня страха и отчаяния. С глаз стягивают повязку, и я ещё какое-то время привыкаю к свету. А исходит он от нескольких больших прожекторов, освещающих двор… заброшки… От этого открытия, сердце ухает вниз и, кажется, я вообще перестаю ощущать его ритм.

Оглядываясь, понимаю, что приехали мы в тёмную, безлюдную промзону на берегу Сены, а припарковались возле пустующего двухэтажного ангара, в который совершенно не хочется заходить.

— Вынимаем? — слышится ехидное и я поворачиваюсь на сказавшего.

— Да, не то напрудит на новую обивку если на ночь оставим.

Один из громил подходит к багажнику, открывает и выволакивает тело, находящееся в полуобморочном состоянии и не желающее стоять самостоятельно.

Кеша или Эльдар, мудак, короче, патлатый, забрасывается на плечо бугая, который заходит внутрь, будто не ощущая ноши. В сравнении с близнецами, наш менеджер выглядит пацаном сопливым, но всё равно, что-то да весит, но только не для громилы.

Меня постигает та же участь.

Мир вновь переворачивается, но я уже не делаю попытки вырваться. Всё бессмысленно.

Нас заносят в помещение, запах улицы сменяется сырой затхлостью, свет исчезает и внутри меня начинает зарождаться паника, как у клаустрофоба. Словно меня уже закрыли в четырёх стенах без права на свободу.

В ангаре находятся дополнительные комнаты, небольшие, полупустые, светлые, но грязные. Словно здесь затеяли ремонт, но бросили всё на полпути. Нас заносят в одну из самых больших и, более-менее, приличных.

Припарковывают наши тела около неуместного металлического столба посреди помещения. Один из блондинов — «ленивец», выуживает из тумбочки невысокого стола две пары наручников

и скрепляет наши руки так, что мы с Кешей оказываемся спинами друг к другу, а столб, между нами. Сам факт того, что у них в арсенале имеются наручники, до дрожи в костях меня пугает. А если порыться в других ящиках, что ещё там можно обнаружить?

Подмигивает мне и, отстранившись, треплет по волосам. Моя камера всё ещё висит на его шее, но как только определяет наше месторасположение, снимает и снова начинает пролистывать содержимое.

Братья разбредаются по зданию, оставив нас двоих.

— Не скучайте голубки! — проговаривает «извращенец», прежде чем выйти в основную секцию ангара.

Глава 9

Наконец наступает тишина. Только легче от этого не становится. Она, наоборот, давит своей неопределённостью. Заставляет сердце волнительно сжиматься от любого постороннего шороха. Организм весь обращается в слух, в предвкушении самого страшного. Благо фантазия не дорисовывает картины того, что с нами будут делать! Пытать? Издеваться? Продадут на органы?

Боже! Лучше не об этом думать, а о том, как отсюда выбраться!

Чувствую шевеления за спиной и пытаюсь оглянуться. Гибкости цирковой гимнастки мне точно не хватает, поэтому приходится довольствоваться малым. Получается увидеть только половину волосатого затылка и ухо.

— Очнулся, гад?! — выпаливаю не сдержавшись.

Он какое-то время молчит, толи приходит в себя и вспоминает, как мог здесь оказаться, толи размышляет, как будет объясняться.

— Рит, слушай, — наконец, раздаётся его тихий, обречённый голос, — у меня не было выбора.

— А сейчас, он есть? — закипаю с каждой секундой всё сильнее. — Мы хотя бы на свободе были, а там вариантов всяко больше, чем тут, будучи прикованными к ржавой трубе!

— Меня за яйца взяли…

— Да тебе их оторвать мало!

— Если бы я не сделал те фотки с ними, то оторвали бы.

— Так шёл бы и делал! Меня зачем втянул?! Я же только… — поджимаю губы, злясь всё больше, что так беспечно, глупо, а главное, не по своей вине, слила все свои достижения в унитаз.

— Прости… — понуро бубнит.

— Мне не легче! Твои извинения не вернут время вспять.

Мы замолкаем, но снова прислушиваться к посторонним звукам в тишине морально не готова.

— Ты мне лучше скажи, какого хрена вообще?

Кеша вздыхает тяжело, дёргает руками, видимо проверяя надёжность фиксации наручников. Вошкается, дёргается и с ответом не торопится.

— Ну? — не выдерживаю этого нелепого оттягивания времени.

— Нечего мне тебе рассказать. — Раздражённо бросает.

— Да что ты? А по-моему, у тебя такая насыщенная жизнь, что на роман хватит.