Их новогодний подарочек

Победа Виктория

—Как она? Почему отказалась?

Послышался тяжелый вздох, и папа, наверное, вышел на балкон. Звуки улицы хлынули в трубку вместе с его тихим шепотом.

—Мне она в слезах сказала, что лучше уже умрет. Говорить с ней сложно, ты же знаешь, но попытаться можно. Тебя точно послушает, только не ругайтесь, я прошу вас…Может мне тоже скоро придется вызывать скорую от подобных качелей.

Одеяло скопом упало на пол, а сверху я по нему еще и прошлась голышом в сторону скинутой горой одежды. Не прекращая перебирать шмотки, я хмурилась и вся сконцентрировалась

на ситуации. Да, отец все терпел долго и копил в себе, и как подобная ситуация может не вылиться во что-то нехорошее?

—Пап, давай без негатива, прошу. Да и боюсь, она меня слушать не будет. Что врачи сказали?

—Мне ничего, только заключение на столе. Гипертонический криз, лучше понаблюдаться в клинике и прокапаться. Ну ты помнишь…Она же совсем не пьет свои таблетки, все плюет на себя.

Да уж, я помнила, однажды у мамы такое было, и ее лицо было белым как стена, а затем и и у меня с папой, потому что…ситуация была из ряда вон выходящей. Мы с подобным не сталкивались, и тогда мать тоже уперлась рогом, что ни в какую больницу ложится не будет. Путем долгих переговоров сопротивление удалось сломить, но моя нервная система восстанавливалась еще долго.

В нашей семье только мама на дух не переносит больницы, даже папа в таких вопросах проявлял гибкость. И уж если припекло, то покорно шел на «гильотину».

—Скоро буду, — не своим голосом произнесла я, ощущая липкий пот по всему телу. Телефон упал на пол, но я больше не обращала на него внимания, зато шустро натягивала штаны, свитер…С мамой же спорить бесполезно, а если в этот раз серьезнее? Она же будет манипулировать, но пока своего не добьется, к лечению не придвинется!

Кажется, я очень понимала, чем она начнет манипулировать в вопросе собственной дочери. Черт! Почему так сложно?!

—Что случилось? —голос Демида прервал громкие мысли в моей голове. Знакомые широкий ладони накрыли плечи, и я замерла, глубоко вдыхая вяжущий воздух. Мне предстоял сложный разговор с матерью, к такому подготовиться — невозможно, не с ней.

—Маме плохо, она не хочет в больницу ложиться. Папа попросил приехать и поспособствовать.

—Мы отвезем, — резко выдал Данька, вставая с кровати и на ходу натягивая батник.

—Да не надо, я сама.

—Лена. Мы отвезем. Подождем. Поможем, — перебил меня он, хмурясь и грозя пальцем, будто бы я маленький ребенок, отказывающийся принимать лечебные пилюли.

—Это вопросу и обсуждению не подлежит! — грозно резюмировал Демид, и волос на теле встал дыбом от свирепствующих ноток в голосе.

Как с ними можно было бы спорить? Никак! Тут и остановить невозможно, и сломить, а уж переубедить и подавно. Нечего пытаться.

—Ладно…хорошо.

—Успокойся, все с твоей мамой будет хорошо, — продолжил старший, пока младший натягивал на себя штаны, умещая выдающуюся выпуклость в предмет гардероба.

—Надо будет — вынесем ее на руках в больницу, раз она на своих двоих не хочет, — хохотнул Данька, но мне не было смешно.

Вообще.

Домой приехали так быстро, что могло

бы сложиться впечатление, будто мы летели по воздуху. Я попросила парней остаться внизу, потому что при виде братьев, у матери могло резко скакнуть ее едва сбившееся давление. Мне это сейчас не нужно было.

Они коротко кивнули синхронно, и остались внизу, пока я пулей помчалась к родителям. Запыхавшись, обхватила ручку и шагнула в родные пенаты, а там запах успокоительных капель моментально захватил меня в плен…

Ясно. Мать лежала на диване с приставленной тряпкой к голове, а отец стоял над ней и хмурился. Картина маслом.

Быстро скинув обувь и верхнюю одежду, я прошла в гостиную и кивнула отцу.

—Мам. Ну как же так? — осторожно зашла издалека, пока ни на что даже не намекая. Она же, услышав меня, попыталась резко встать, но тут же вернулась в исходную точку. Папа заставил, настойчиво обхватив ее за плечи.

—Доча пришла. Вот так матери не станет, тоже придешь, да поздно будет.

—Мам… ну что ты за глупости говоришь?

Я ощутила тупую боль в груди, отчетливо понимая, что все ее попытки запугать в итоге вылились вот во что. И кому это все нужно? Зачем эти нервы и ссоры?

—Давай прокапаешься, мам. Ну в самом деле, всего неделя, — почти умоляла я, прикидывая в голове сроки ее затворничества в медицинской тюрьме. Именно так моя мама с легкостью обозначила место, где людей обычно должны спасать.

—Зачем? Чтобы меня родная дочь поносила? — она всхлипнула и приложила руку к лицу, скрывая от меня глаза.

Начинался концерт, вот только не хотелось бы доводить ситуацию до абсурда и снова вызывать скорую. Я медленно подошла к столику, где были разложены баночки и коробки с таблетками, и мой взгляд зацепился за медицинский бланк скорой помощи.

Зацепился и не хотел отцепляется, точно как банный лист к заднице прилипает в парилке.

Вся паника спустилась в унитаз моих сожалений и проснувшихся к матери чувств. Пальцы начали водить по заключению и остановились на фамилии врача. Капецкий. Да уж, я запомнила его, еще посмеялась, что может ну его, давайте мы других вызовем. Посмеялась я пять лет назад, да. И дата, практически нечитаемая, но все еще существующая, подтвердила мои опасения.

Ну нет, мам. Ты серьезно? Вот ты серьезно? В самом деле? До такого дойти — надо быть просто нечеловеком, или тем мальчиком, который настойчиво кричал «Волки! Волки».

В дверь позвонили, затем постучали. Мать резко встала, уже явно не испытывая проблем с координацией, а я прошептала загробным голосом:

—Знаешь, мама, я вот думаю, есть ли то дно, куда ты так настойчиво падаешь. Каждый раз просто все ниже и ниже. Кажется, что вот оно дно, а нет…с той стороны постучали, нам на следующий минус пятый этаж, пожалуйста, — закусив губу, я смотрела, как до матери начало медленно доходить сказанное.

Ну так палиться — это смешно.

И мерзко.

Опять звонок в дверь. Да что ж такое. А кажется, я знаю…