Их сокровенная тайна
Шрифт:
Когда нам с Пашей было лет по четырнадцать, или пятнадцать, из их семьи ушёл отец. Мы, озабоченные пацаны-подростки, точно понимали что к чему. Мужика потянуло на лево, гормоны заменили серое вещество, и удачно вытеснили из головы семью и детей. И, если Марк, казалось, пережил эту историю достаточно стоически, то был человек, который явно принимал ситуацию на свой счёт. И это была не Татьяна Ивановна, мать моего друга. Сколько себя помню, она всегда была мудрой, уравновешенной женщиной, которая могла трезво оценить ситуацию, какой бы тяжелой та не казалась. Потерянным щенком тогда выглядела маленькая девочка с двумя белокурыми хвостиками и огромными испуганными голубыми глазами, переливающимися на
— Паш, а когда папа вернётся? — тихо спросила она брата, когда мы, сидя в его комнате на верху, рубились в какую-то видеоигру. Зашла тихонько, как мышка, и стеснительно опустила голову, остановившись перед нами.
Друг отложил джойстик в сторону и усадил девочку между собой и мной.
— Малышка, он не вернётся, — словно, подбирая каждое слово, выдавил Паша.
Голубые глаза сначала удивленно округлились, а потом, когда осознание услышанного пришло, постепенно наполнились влагой. Нижняя губа Кристины предательски дрогнула, но девочка усилием воли подавила в себе всхлипы.
— Что, совсем никогда?
Паша погладил сестру по спине и нахмурился.
— Думаю, что совсем.
— Это из-за меня? — внезапно спросила она. А я не понял… Ну с чего ребёнок взял, что в чём-то виноват? — Он обиделся? Я что-то сделала плохое?
— Нет, Кристин. Ты здесь не причём, — вдруг сказал я. Знаю, не моё было дело, но хотелось внести в свою лепту, чтоб девочка перестала волноваться.
— Дэн прав, — дополнил Паша. — Ты не виновата. Просто у папы — как бы это сказать помягче… появилась… другая тётя.
Крис пристально смотрела на Пашу, а в глазах — непонимание.
— Так бывает иногда, понимаешь? Он просто… как это тебе объяснить-то… разлюбил нашу маму. В этом нет ни твоей вины, ни моей. Ни маминой.
Девочка расплакалась и переползла брату на руки.
— Значит, просто любить и разлюбить можно кого угодно? Ведь папа и нас разлюбил просто так, и ушёл от нас?
Паша долго не мог найти правильный ответ, и, как бы ни хотелось мне помочь, из моей головы тоже ушли все адекватные слова. Как такой маленький ребёнок, как эта семилетняя девочка, может задаваться такими взрослыми вопросами? Как они рождаются в этой детской голове?
— Одно я тебе могу пообещать точно, — сказал он. — Я тебя уж точно никогда не разлюблю.
В тот день он дал обещание не только не разлюбить, но и заботиться о ней с матерью, потому что теперь он в семье мужчина, и верно исполняет его по сей день. Я им горжусь. Паша настоящий мужик.
А ещё с тех пор эта маленькая прилипала следовала за нами везде, где только можно. Залипаем в компьютере — она под боком, выезжаем со двора на великах, она бежит вдогонку, размахивая сухой палкой, безуспешно пытаясь вставить её в чьё-нибудь колесо, не слушаясь замечаний. Когда мы с Пашкой тусили у меня дома, Кристину под своё крыло обычно брала моя мама. Она её очень любила. Да и отец тоже, несмотря на то, что всегда был довольно сдержанным в проявлении своих эмоций. Мать всегда пророчила Кристину мне в невесты. Я смеялся поначалу. Потом стал раздражаться каждый раз, когда мама говорила, что хотела бы Кристину себе в невестки. Психовал, огрызался. Мелкая ведь! Да и вообще, девушку я себе выберу сам. Вон сколько их: красивых, взрослых, фигуристых, умеющих целоваться. Зачем мне малявка-то?
Не учёл я одного. Что эта малявка через несколько лет вырастет и превратится в самую прекрасную девушку из всех, кого я мне только доводилось встречать.
В двадцать три года я получил диплом магистра по юриспруденции и незамедлительно отправился работать в юридическую фирму отца. Так мне было предначертано с самого рождения — пойти по стопам своего родителя. Я остепенился, с ежедневными тусовками
Я понял, что пропал примерно через год, но в какой именно момент это случилось, мне никак не удавалось вспомнить. Тогда мне было двадцать четыре, а Кристине — шестнадцать. Огромная разница. Непозволительная. Она, по сути, была еще ребёнком. Но от детскости в этой изумительной девушке не осталось ровным счётом ничего. Её небесного цвета глаза сияли ещё ярче прежнего, смотрели на мир по-взрослому. Фигура стала изящной, словно изгибы самой виртуозно исполненной виолончели, округлились бедра, грудь аппетитно выделялась под одеждой. Ее длинные, стройные ножки сводили меня с ума. Я боялся даже допускать те мысли, на какие наводили меня эти ножки. Ведь Крис было всего шестнадцать…
От обиженной отцом девочки не осталось и следа, благодаря Павлу. Он вселил в неё столько уверенности и жизнелюбия, что на любую ситуацию, которая могла показаться обычной девчонке сложной и непреодолимой, она реагировала с завидным оптимизмом. Эта черта мне, пожалуй, нравилась больше всего. Крис была моей лучезарной девочкой. Моим персональным солнцем в жизни. Через год, на свой день рождения, я сдался. Когда все уже разъехались по домам, мы остались в ресторане втроём — я, она и Паша. Крис была до невозможности красивой в своём белом шёлковом платье. Весь вечер мне хотелось закрыть её собой, защищая от пожирающих мужских взглядов. Прорычать, проорать: “Моя! Моя и только! Так что спрячьте свои сальные взгляды, ни один из вас не достоин Ангела”.
Неправильно конечно по отношению к Паше, но, когда он вышел поговорить по телефону, я подошёл к Кристине. Ближе, чем того позволяли рамки приличия, вплотную почти. Не оставляя никому из нас ни миллиметра личного пространства, и, обхватив ладонями хрупкие плечи, едва касаясь шелковистой кожи, спустился к ладоням и переплел наши пальцы. В глаза ей смотрел неотрывно и видел искорки счастья. Они зеркалили мои эмоции. Крис задрожала в моих руках, как осиновый лист, и я не удержался. Обхватил руками нежное лицо и коснулся ртом её мягких губ. Осторожно, испытывая нас обоих на выдержку. А она отвечала. Она, твою мать, меня не отталкивала, не пыталась вырваться, она отвечала. Робко, смущенно, но с максимальной самоотдачей. Это было все, чего я желал — моя маленькая, ласковая, нежная Крис в моих объятиях. Я был самым счастливым засранцем в целой вселенной.
На следующий день я назначил ей встречу в парке Горького, где обычно ошивалось много безразличных мимо проходящих людей, и она пришла. Не испугалась. Мы говорили много и обо всём на свете, много целовались, держались за руки. Я дурел от осознания, что это она — та, из-за которой я уже год как потерял возможность спать спокойно. Рядом со мной, в моих объятиях, с любовью смотрящая в мои глаза — всё она. В течение месяца мы просто наслаждались присутствием друг друга в личной жизни. Я с ума сходил, как хотел её. До одури и ломоты в каждой клетке. Каждый её взгляд, каждый жест, каждое прикосновение — сносили мне крышу. Хотел любить её в самом глубоком смысле слова, целовать, облизывать, чувствовать её под собой и вкушать её необычайно вкусный аромат. Она пахла ягодами и чем-то своим, неповторимым, тем, что действовало на меня сильнее всяких афродизиаков. Но никогда не давил, не настаивал. Ждал, пока решится сама.