Иисус Неизвестный, Мережковский Дмитрий Сергеевич (Д. М.)

Иисус Неизвестный

на обложку

Мережковский Дмитрий Сергеевич

Шрифт:

12. Воистину воскрес

В тот же день – (первый день Воскресения) – шли двое из учеников в селение Эммаус, отстоящее стадий на шестьдесят от Иерусалима.

Иосиф Флавий знает – в шестидесяти стадиях, двух-трех часах пешего пути в Иоппию Приморскую, значит, прямо на запад от Иерусалима – селение Эммаус, «Веспасианову Колонию», чем подтверждается историческая подлинность этого евангельского свидетельства. [1045]

1045

Joseph., Bell., VII, 6, 6. – Brandt, 375. – Keim, IH, 554. – Renan. Apotres, 1923, p. 19.

Двое

учеников, вероятно, из числа Семидесяти: один – Клеопа (сокращенное имя от «Клеопатр»), брат Иосифа, нареченного отца Иисусова, а другой, не названный, – по очень древнему церковному преданию, – Нафанаил из Каны Галилейской (Ио. 21, 2), или сын Клеопы, Симеон, двоюродный брат Иисуса, будущий епископ Иерусалима, мученик, распятый во дни Траяна: [1046] он-то и сообщил Луке, по тому же преданию, в конце 50-х годов, уже почти восьмидесятилетним старцем, о том, что произошло на пути в Эммаус. [1047] Если так, то возможно, что в свидетельстве Луки уцелело более или менее историческое воспоминание.

1046

Euseb., H. E., Ili, 11, 2. – Henneke, N. T. Apokryph., 107. – Неназванный ученик – Нефанаил, по Епифанию. – Klostermann, Lucasev., 603.

1047

Klostermann, 691.

(Идучи же) разговаривали они между собою о всех происшедших событиях.

После двух бессонных ночей сами, может быть, не знают, спят или бодрствуют; застланы мутною пленкой глаза, как днем у птиц ночных. Все об одном говорят, точно бредят, – о терзающей тайне пустого гроба: – Гроб пустой – пустые речи жен, будто Мертвый жив. Если жив, где Он? Почему никто Его не видел? А если мертв, почему нет тела в гробу? Кто Его унес? Наши, или римляне, или Иосиф Аримафейский, или садовник? И зачем унесли Его, и куда положили? Темен без Него весь мир и пуст, как пустой гроб. А мы надеялись было…

Слышат чей-то легкий шаг за собой; кто-то нагоняет их, рядом с ними идет. Кто это? Судя по одежде, – паломник, пришедший на Пасху в Иерусалим, издалека, должно быть, из эллинского рассеяния; судя по голубым, край плаща окаймляющим кисточкам-канаффам, – книжник-раввин. Видя, как они побелели от пыли, что-то вспомнить хотят и не могут: застлана и память такою же мутной пленкой, как глаза. Что это за темные на ступнях, между ремнями сандалий, пятнышки? И для чего прячет руки в складках плаща? Прямо в лицо ему смотрят, но видят неясно, как будто сбоку, краем глаза. Лицо, – как у всех, слишком обыкновенное, похожее на все человеческие лица, чтобы вспомнить его, если когда-нибудь и видели.

И он сказал им: о чем это, идучи, вы рассуждаете между собою, и отчего вы печальны?

И, умолкнув вдруг, «остановились с унылыми лицами». [1048]

«Ты ли один из пришедших в Иерусалим не знаешь о бывшем в нем в эти дни?»

И сказал им: «О чем?» – «Что было с Иисусом Назарянином», —

начал Клеопа, и дальше пошли; снова заговорили, точно забредили:

1048

кодексах – оба чтения, одинаково значительных:

<есть печаль – (греч.)>, в вопросе Спутника, и

<должна быть печаль – (греч.)> в самом рассказе. – Н. Holtzmann, Hand-Comm. Z. N. Т., I, 421. – Klostermann, Lucasev., 604. – Lagrange, Luc, 604.

– Гроб пустой – пустые речи жен, будто Мертвый жив. Разве над мертвыми сотворит суд Господь? Мертвые ли встанут и будут славить Его? Или во гробе будет возвещена милость Его и истина Его – в месте тления? А мы надеялись было…

Тогда Он сказал им; о, несмысленные и медлительные сердцем, чтобы веровать!..

Не так ли должно было пострадать Христу, чтобы войти в славу Свою?

И, начав от Моисея, из всех пророков изъяснил им сказанное в Писании о Христе…

И приблизились к тому селению, в которое шли; и показывал им вид, что хочет идти далее.

Но они удерживали Его, говоря: останься с нами, потому что день уже склонился к вечеру. И Он вошел (в дом) и остался с ними.

Когда же возлежал с ними (за вечерей), взяв хлеб, благословил, преломил и подал им.

Тогда открылись у них глаза, и они узнали Его. Но Он стал невидим для них.

В греческом подлиннике: «стал невидим от них »,

, – оттуда, откуда они смотрят на Него; «исчез» – ушел из этого мира в тот, как бы выпал вдруг отсюда туда, из трех измерений – в четвертое. Только что узнали Его – увидели новым зрением, внутренним, как перестали видеть внешним; для того мира глаза им открылись – закрылись для этого: прозрели и ослепли, как ночные птицы днем.

И сказали друг другу: не горело ли в нас сердце наше, когда Он говорил с нами на дороге и объяснял нам Писание.(Лк. 24, 13–32.)

III

И, вставши, тотчас возвратились в Иерусалим.

Пешего пути из Иерусалима в Эммаус – часа два, а обратно, в ночную пору, по тогдашним плохим дорогам и с крутым подъемом на Иерусалимскую гору, часа три-четыре. Солнце зашло в шесть: значит, не могли вернуться в Иерусалим раньше девяти-десяти, – того самого часа, когда в Страстной Четверг совершил Господь Тайную Вечерю в Сионской горнице; там, вероятно, и теперь сошлись Одиннадцать, в той же верхней горнице-гиллите, устланной коврами, с ложами, расставленными в виде подковы вокруг низкого круглого стола, как и в ту предсмертную ночь.

…(Там) нашли они вместе Одиннадцать и бывших с ними, которые говорили им, что Господь воистину воскрес и явился Симону.

И рассказали им – (двое учеников Эммаусских) – о происшедшем на пути, и как «Он был узнан ими в преломлении хлеба». (Лк. 24, 33–35.)

Так же, как тогда, сквозь круглое, в куполе, окно, мерцает звездное небо, и в приносящемся сверху небесном веянии, как в чьем-то неземном дыхании, колеблются огни догорающих лампад; так же возлежат Одиннадцать, и место Двенадцатого на том же ложе, за тем же столом, кажется, еще не простыло; тот же тихий час – Его, Тишайшего, как тот, когда Он говорил: