Иисус Неизвестный

Мережковский Дмитрий Сергеевич

Важно для нас уже и то, что этим свидетельством подтверждаются историческая точность и подлинность всего, что мы узнаем о первохристианских общинах из Посланий и Деяний Апостолов. Но еще важнее слова: «Гимн поют Христу, как Богу».Если бы Плиний узнал от христиан, что Христос для них только Бог, то так бы и написал: «Богу своему, Христу, поют»; если же пишет: «Христу, как Богу», Christo, guasi Deo, то потому, конечно, что знает, что Христос для христиан не только Бог, но и человек. Значит, в 70-х годах (некоторые из вифинских христиан, в 111-м году, «уже больше двадцати лет как христиане»), через сорок лет по смерти Иисуса, верующие в него знают, помнят, и внехристианский свидетель этому верит, что Иисус человек был. [34]

34

Как убийственно для «мифологов» свидетельство Плиния, видно из того, что Бр. Бауэр объявляет это письмо, без малейшего к тому основания, «подложным» – Weinel, 1. с, 51.

XXI

Второе свидетельство Тацита – почти

одновременно с Плинием (около 115 г.).

Сообщив о народной молве, обвинявшей Нерона в поджоге Рима (64 г.), Тацит продолжает: «Дабы уничтожить эту молву, начал он судить и казнить лютейшими казнями тех, кого народ за гнусные дела ненавидел и называл Христианами. Имени сего виновник, Христос, в правление Тиберия, прокуратором Понтием Пилатом казнен был смертью; но подавленное на время, мерзкое суеверие это, exitiabilis superstitio, вспыхнуло снова, уже не только в Иудее, где оно родилось, но и в самом Риме, куда отовсюду стекается и где прославляется все ужасное или постыдное. Итак, схвачены были сначала те, кто открыто объявлял себя христианином, а затем, по их доносам, еще великое множество. Но в вине поджога не могли их уличить; истинной же виной их была ненависть к человеческому роду, odium humani generis». [35]

35

Tacit, Annal XV, 44.

XXII

Тацит – один из точнейших историков. Сообщая слухи, он всегда упоминает об этом; значит, в словах его о казни Христа больше, чем слух, – сведение, так же, как все остальное у него, идущее или от несомненных для него свидетельств прежних историков, или даже из государственных источников. Нет сомнения и в том, что христианская рука к этому свидетельству не прикасалась; если б прикоснулась, не могла бы оставить дальнейших может быть, самых сильных, спокойных и злых, когда-либо о христианстве сказанных, слов. [36] Кратки и тяжки эти слова; гремя, как медные шары, в железную урну падают. Тацит говорит спокойно, но под каждым словом его клокочет ненависть, как та смола, в которой уже горели «светочи Нерона», и сколько еще будет гореть!

36

Тацит будто бы сообщает только «от самих же христиан идущий слух», – крайние скептики хватаются и за это, как утопающие за соломинку – Loofs 1. с, 20–21 – А некий P Hochart (De l'autenticif'e des Annalles et des Histoires de Tacite, 1890), чтобы уничтожить десять строк Тацита о Христе, доказывает, что вся «Летопись» и вся «История» – искусная подделка итальянских гуманистов XV века (Лоренцо Валла) К этому средству, однако, не решился прибегнуть и Древс. Это уже не «начало помешательства», а оно само – A. Schweitzer, 1. с., 552.

Истинный Римлянин – совершенное на земле воплощение Права – Тацит, и в суде над христианами, прав по-своему. Тотчас после тех страшных слов о них прибавляет: «Как бы ни были они виновны и как бы ни заслуживали казни, но не ради общего блага, а свирепостью одного будучи погублены, они пробудили к себе в сердцах жалость».

Потому ли так судит христиан этот «справедливейший», что мало их знает? Но, может быть, все-таки знает не меньше нашего. «Дети, любите друг друга» – с этим шепотом умирает таинственный старец Эфеса, пресвитер Иоанн, – почти современник Тацита. Видеть мог он и тех, кто видел христианских мучеников 64 года, в том числе Петра и Павла; видеть мог в глазах их отблеск самой, на землю сошедшей, Небесной Любви, – и вот, как судит о Ней: «к роду человеческому ненависть».

Что же это значит? Значит: двух миров, бесконечно более противоположных, чем христианство и язычество, – мира здешнего и нездешнего – столкновение небывалое. Тацит еще не знает, но уже предчувствует: Риму – миру, и Христу вместе не быть; мир, или Он. И Тацит прав, – может быть, правее всех, за две тысячи лет, даже христианских, историков.

Лучше всего видно по этим словам о Христе, что летопись Тацита, также, как самого Рима, – «вековечное меди», aere perennius. И вот, ответ на вопрос, был ли Иисус, – на этой меди начертан.

XXIII

Третье свидетельство, несколько позднее Тацита (около 120 г.), – Светония.

«Много Нероном сделано зла… но не меньше и доброго… Были казнены христиане, люди суеверия нового и зловредного, superstitionis novae et maleficae». – Это в «Жизни Нерона», а в «Жизни Клавдия»: «Иудеев, поджигаемых каким-то Хрестом и усердно бунтовавших, изгнал он из Рима». [37] Здесь имя Христа искажено: Chrestus. «Мифологи» ухватились и за эту соломинку: речь будто бы идет о каком-то неизвестном «Хресте», может быть, беглом рабе («Хрест», «Полезный», довольно частое имя рабов). [38] Но мы хорошо знаем, что, в правление Клавдия, никакого бунтовщика-иудея под этим именем не было; знаем также, по св. Юстину, Афинагору и Тертуллиану, что христиан тогда называли Chrestiani, и, следовательно, «Хрестос» у Светония не может быть никем иным, как Христом. [39]

37

Sveton, De vita Caesar, Nero, XVI, 2, Claudius, XXV, 3.

38

Grandmaison, Jesus Christ, I, 12.

39

Hauck, Jesus, 9. – Поздний историк церкви, Orosius, относит изгнание иудеев из Рима к 9 году правления Клавдия (19-й по . .) Если так, то христианская община в Риме существовала уже через 19 лет по смерти Иисуса, и возможно, что слова Светония относятся к борьбе этой общины с Иудейской синагогой, там же, в Риме, что тем вероятнее, что римляне плохо тогда отличали иудеохристиан от иудеев.

XXIV

Четвертое свидетельство, самое раннее (93–94 гг.) – в «Иудейских древностях» Иосифа Флавия.

Зная,

кто такой Иосиф, – отступник от иудейской веры, изменник и перебежчик в римский лагерь, во время Иудейской войны 70 года, придворный летописец Флавиев, римский угодник и льстец, – можно предвидеть, что он будет так же или даже еще больше, чем римские историки, хотя и по другим причинам, замалчивать христианство вообще, и Христа-Мессию, «царя Израилева», особенно, выгораживая себя и свой народ от подозрений в мятеже, в котором некогда и сам участвовал. [40] Но совсем замолчать будет ему трудно: в Риме слишком хорошо знали христиан, после Иудейской войны и во время Домитианова гонения.

40

О Schmiedel, Die Hauptproblemen des Leb. Jes. Forschung, 12 – Joh. Weiss. Jes. V. Nazar., Mythus oder Geschichte? 90 – Главный смысл «Иуд. Древн. „и заключается именно в том, чтобы представить иудеев как верноподданных кесаря, мирных «философов“ в духе неопифагорейцев (ессеян) и стоиков.

Иосиф говорит о Христе, судя по дошедшим до нас рукописям, в двух местах. Первое, – хотя и очень ранняя (кажется, II века), слишком все-таки грубая и очевидная, христианская вставка. Но, так как место ее, в порядке рассказа, очень естественно, [41] и так как второе, дальнейшее упоминание о Христе («брат Иисуса, называемого Христом») предполагает, что о нем говорено раньше: так как, наконец, уже Ориген здесь что-то читал, [42] то очень вероятно, что в этом месте, действительно, было что-то, искаженное впоследствии христианскою вставкою. Если откинуть все невозможное под пером Иосифа и, кое-что чуть-чуть изменив, сделать возможнее, то вот что останется:

41

Ant. I. XVIII, с. III,1–3 – Тотчас после мятежа в Иерусалиме (30 г.) из-за храмовых сокровищ, употребленных Пилатом на постройку акведука – Volkmar, Jes Nazar, 370.

42

Orig. С. Cels., I, 47.

«Явился же в то время Иисус, называемый Христом, искусный чудодей, проповедовавший жадным к новизне людям и соблазнивший многих иудеев и эллинов. И даже тогда, когда Пилат, по доносу наших первых людей, казнил его смертью на кресте, любившие его от начала (или: обманутые им в начале) не перестали его любить до конца. Есть же и доныне община, получившая от него имя христиан». [43]

Подлинность второго места признается большинством даже левых критиков. Упомянув о самовластии первосвященника Анны (Анана) Младшего (родственника того, кто судил Иисуса), после прокуратора Феста и до прибытия Альбина (в начале 62 г.), Иосиф продолжает: «Анан… полагая, что имеет к тому удобный случай… собрал синедрион… для суда над братом Иисуса, называемого Христом, – Иаков имя ему (брату), и обвинив его, вместе с другими, в нарушении закона (Моисеева), велел их побить камнями. [44]

43

Так предлагает восстановить первоначальный текст Th. Reinak. – Grandmaison, 1. С. I, 193 – Ориген (с. Cels, I, 47) говорит о Иосифе Флавии «в Иисуса не верит и он » Если бы Ориген не читал чего-то в этом месте у Иосифа и если бы тот обошел бы Иисуса полным молчанием, то говорить о неверии в голову не могло бы прийти Оригену мало ли было тогда неверующих? – Volkmar, 387.

У блаженного Иеронима вместо нашего текста «Он был Христом» другое чтение «его считали Христом», credebatur esse Christum, что, конечно, дает всему, что говорит или мог бы сказать Иосиф о Христе, совсем иной, более, в устах его, возможный смысл – Volkmar, 335.

Вот полный текст Иосифа, как он дошел до нас Ant. I. XVIII, с. III, 3. «Явился же в то время Иисус, мудрый человек, если только можно назвать его человеком ибо он творил дела необычайные, был учителем тех, кто охотно внимал истине, и привлек к себе многих иудеев и эллинов. Он был Христом (Мессией) И даже тогда, когда Пилат, по доносу наших первых людей, казнил его смертью на кресте, любившие его от начала, не покинули его, ибо он явился им на третий день, снова живой, как то и множество иных чудес предсказали Божий пророки Есть же и доныне община тех, кто получил от него имя христиан». Слишком очевидно, что Иосиф так говорить о Христе не мог.

44

Joseph, Antiquit, I, XX, с IX, I.

Так иудейским свидетельством подтверждаются римские: Иисус был.

XXV

Пятое свидетельство в Талмуде.

Древнейшие части его – «повествования», haggada, «поучения», halakha, «притчи», meschalim великих раввинов, – восходят, несомненно, к середине II века, а вероятно, и к началу I – к дням Иисуса: рабби Гиллель (Hillel) и рабби Шаммай (Schammai) – почти современники Господа. [45]

В первой половине II века учителя Талмуда уже переделывают Evangelion – в Avengilaon, «Зловестие», или Avongilaon, «Власть греха», «беззакония». [46] Если же 12-е прошение святейшей молитвы Израиля, Schmonen Esreh, о проклятии «отступников», minim, – и «назареян» (два имени христиан): «Да погибнут внезапно, и самое имя их из Книги Жизни да изгладится», относится, как мы точно знаем, не позже чем к концу I века, то, значит, уже тогда понял Израиль, что вечные судьбы его решаются «Висящим на древе» – Распятым. [47]

45

J"ullicher, 20.

46

A. Hauck, Jesus, 6.

47

Soden, Die Entstehung des Christentums, 53.