Иисус. Дорога в Кану
Шрифт:
— А мы думали, ты не придешь, — сказал дядя Клеопа, обняв нас обоих.
— Смотрите, кого я привел с собой, — сказал я, указывая на Маленькую Саломею, которая немедленно залилась слезами, обнимая отца.
Маленький Тобиах. Племянники и братья столпились вокруг нас, маленькие дергали меня за полы нового одеяния, и все приветствовали тех, чьи имена я поспешно называл.
Братья встретили меня, и каждый смотрел несколько смущенно, особенно Иаков.
Все знали Матфея как человека, который вместе с ними оплакивал Иосифа. Никто не задал
Однако времени на разговоры не было.
Приближался жених.
Пыль была яростно сметена с наших одежд, сандалии вытерты, руки и лица вымыты, волосы причесаны и умащены, свадебные наряды вынуты из узлов. Маленького Тобиаха отмыли и сейчас же нарядили в чистое, все остальные тоже занялись приготовлениями.
Маленький Шаби прибежал сообщить, что никогда еще не видел в Назарете столько факелов. Все без исключения, во всем селении, вынесли их. Послышалось хлопанье в ладоши. Пение.
Даже сквозь стены мы слышали грохот цимбал, высокие голоса рогов.
Нигде не видно моей возлюбленной Авигеи.
Наконец мы вышли во двор, все мужчины выстроились по кругу. Самые маленькие доставали из корзин любовно сплетенные из плюща и белых цветов венки и надевали их всем на склоненные головы. Яким тоже был с нами. Молчаливая Ханна нарядилась в белое платье, ее по-девичьи причесанные волосы были красиво убраны под покрывало, она надела венок мне на голову, и ее глаза сияли, когда она улыбалась.
Я взглянул ей в лицо, и она отвернулась. Я услышал музыку такой, какой слышала ее она: настойчивое биение. Я увидел факелы такими, какими видела их она: беззвучное мерцание.
Сумерки отступили.
Свет ламп, свечей и факелов ослеплял, они мерцали и сияли на шпалерах и крышах домов во всем городе.
Я слышал, как пение нарастает в сопровождении арф и более глубокого дрожащего звука лютней. Даже треск факелов вливался в хор.
Вдруг затрубили рога.
Жених въехал в Назарет. Он и его сопровождающие поднимались по склону холма навстречу радостным приветствиям.
Во дворе вокруг нас зажглись новые факелы.
Из средней двери дома вышли женщины в белых шерстяных платьях с разноцветными поясами, их волосы были убраны под тонкие белые покрывала.
Внезапно вознесся и замер большой белый балдахин, украшенный лентами. Его держали за ручки мои братья Иосий, Иуда, Симон и мой двоюродный брат Сила.
Улица перед домом наполнилась радостными криками.
В свет факелов шагнул Рувим, с венком на голове, в красивых одеждах. На его лице была такая радость, что мои глаза увлажнились. Рядом стоял его порывистый друг Иасон, который сейчас взялся сообщить о его прибытии звенящим голосом.
— Рувим бар Даниэль бар Хананель из Каны прибыл! — объявил Иасон. — За невестой.
Вперед вышел Иаков, и только тут я увидел рядом с ним нескладного, угрюмого Шемайю. Венок сидел на его голове криво, свадебное одеяние
Однако он был здесь! Он был здесь и теперь подталкивал Иакова вперед, навстречу взволнованному и светящемуся от счастья Рувиму, который вошел во двор, широко раскинув руки.
Молчаливая Ханна кинулась к двери дома.
Иаков обнялся с Рувимом.
— Рад приветствовать тебя, мой брат! — громко сказал Иаков, так что все услышали и ответили оглушительными хлопками. — Рад приветствовать тебя в доме твоих братьев, ибо ты пришел взять за себя свою родственницу.
Иаков отошел в сторону.
Факелы двинулись к двери дома, и Молчаливая Ханна отошла и жестом позвала Авигею, чтобы та вышла вперед.
И она вышла.
Окутанная множеством покрывал из египетских прозрачных тканей, она шагнула в мерцающий свет. Ее покрывала были расшиты золотом, ее руки были украшены золотом, на пальцах сверкали разноцветные кольца. И сквозь густой переливающийся туман белой материи я увидел ее сияющие темные глаза. Густые темные волосы водопадом струились ей на грудь под прозрачными покрывалами, и даже на обутых в сандалии ногах переливались великолепные драгоценные камни.
Иаков возвысил голос.
— Вот Авигея, дочь Шемайи, — сказал он, — твоя родственница и сестра, которую ты берешь теперь, с благословения ее отца, братьев и сестер, себе в жены, в доме отца ее, и пусть отныне будет она тебе сестрой, и пусть ваши дети станут тебе братьями и сестрами, согласно Закону Моисееву, как то записано, да свершится по слову сему.
Бараньи рога затрубили, арфы забренчали, цимбалы звенели все чаще и чаще. Женщины подняли бубны, присоединяясь к громкой музыке, летевшей с улицы.
Рувим сделал шаг вперед, как и Авигея, и они встали друг перед другом под свадебным балдахином, слезы беззвучно катились из глаз Рувима, когда он потянулся к покрывалам своей невесты.
Иаков протянул руку между двумя фигурами.
Рувим говорил, обращаясь к лицу, которое он видел теперь прямо перед собой, скрытое всего лишь прозрачной тканью.
— Возлюбленная моя, — сказал он. — Мы были разлучены с тобой с самого начала времен!
Иаков подталкивал Шемайю, пока тот не оказался за плечом у жениха. Шемайя смотрел на Иакова так, словно его загнали в угол, и он сбежал бы, если б мог, но затем Иаков стал что-то шептать ему, вынуждая заговорить.
— Дочь моя принадлежит тебе, — сказал Шемайя, — с этого дня и вовеки веков.
Он неловко покосился на Иакова, и тот кивнул.
— Пусть Господь Небесный, — продолжал Шемайя, — направляет ваши пути, оберегает вас обоих и вечно дарует вам мир и благодать.
Его слова потонули в торжествующих криках.
— Бери Авигею в жены, — сказал Иаков, — согласно закону и заповедям, записанным в Книге Моисея. Бери ее сейчас и веди в свой дом и дом своего отца. И пусть Господь и весь Двор Небесный благословляет вас на пути домой и всю вашу жизнь!