Иисус. Дорога в Кану
Шрифт:
— Нет, — сказал я. — Нет.
Теперь он превратился в плач, этот напев. Он был чистый и печальный, но и непередаваемо сладостный. В нем слышалась бесконечная радость. И на этот раз ласковые пальцы еще настойчивее гладили меня по лицу и обожженным рукам.
— Нет, — сказал я. — Я сделаю это. Пока оставьте меня. Я сделаю это, как обещал.
Я выскользнул, или это они отступили так же незаметно, как появились, взмыли и улетели в разные стороны, отпуская
Снова один.
Я оказался на дне долины.
Я шел. Левая сандалия слетела с ноги. Я посмотрел на нее. И едва не упал. Наклонился, чтобы поднять то, что осталось от обуви, — обрывок кожи. Я шел все дальше и дальше в полыхающем жаром воздухе.
Глава 23
Я шатался, сгибался на ветру, но выпрямлялся и заставлял себя идти вперед.
Какие-то силуэты появились над зыбкой линией горизонта.
Там двигалось что-то похожее на корабль, и какие-то существа плыли по жаркому воздуху, как по морю.
Но это был не корабль, а люди, ехавшие верхом.
Сквозь порывы ветра я слышал, как лошади приближаются. Я видел их все яснее и яснее.
Я двинулся им навстречу. Услышал вдалеке какой-то странный звук — позади лошадей, из пальмовой рощи, обозначавшей то далекое место, где должна быть вода.
Ко мне наклонился всадник.
— Святой человек, — закричал он.
Он сдерживал коня. Тот прогарцевал мимо и вернулся. Всадник протягивал мне мех с водой.
— Святой человек, попей, — сказал он. — Вот.
Я протянул руку, но мех отодвинулся вниз, вверх и исчез, как будто его дернули за веревку. Я пошел дальше.
Он спрыгнул с коня, тот человек. Богатые одежды. Сверкающие кольца.
— Святой человек, — позвал он.
Он взял меня одной рукой за плечо, а другой прижал мех к моим губам и сдавил его. Вода хлынула мне в горло. Потекла, холодная и восхитительная, по языку, заполнила рот, смочила растрескавшиеся губы и обожженную грудь.
Я попытался взять мех обеими руками. Он остановил меня.
— Сразу много нельзя, друг, — сказал он. — Много нельзя, потому что ты истощен.
Он поднял мех и стал лить воду мне на голову, и я стоял с закрытыми глазами, чувствуя, как вода омывает глаза и щеки, стекает в зудящий жар под разодранной одеждой.
Послышался вой — его вой!
Я замер и посмотрел перед собой. Капли повисли у меня на ресницах. До этого я видел не корабль, а всего лишь богато расшитый полог великолепного шатра.
Вой повторился. Да как ты смеешь!
— Друг, прости, — произнес человек рядом со мной. — Звук, который ты слышишь, —
Вой раздался снова и перешел в оглушительный сиплый хохот.
Шепот коснулся моих ушей.
«Ты прогонишь меня? От сердца к сердцу? От души к душе?»
И снова послышался вой, на этот раз перешедший в стоны, такие жалобные и жуткие, что казалось, будто стонет множество людей.
— Пойдем же, посиди с нами. Поешь и попей, — сказал человек.
— Позволь мне пойти к ней, твоей сестре.
Я, пошатнувшись, двинулся вперед, не обращая внимания на его попытки остановить меня.
Женщина была привязана к носилкам. Они стояли у шатра, крытые и занавешенные, и тряслись, будто земля под ними ходила ходуном.
Вопли и вой вспарывали воздух.
Младшие братья собрались вокруг старшего, того, что напоил меня водой.
— Я тебя знаю, — сказал один из них. — Ты Иешуа бар Иосиф, плотник. Ты был на реке.
— И я тебя знаю, — ответил я, — Равид бар Одед из Магдалы.
Я подошел к носилкам.
Казалось невероятным, что такие звуки издает человеческое существо. Я смотрел мимо носилок, мимо задернутых занавесок с кистями.
— Святой человек, если б только ты мог ей помочь…
Это сказала одна из трех подошедших молодых женщин. Позади стояли носильщики, мускулистые рабы со сложенными на груди руками, они наблюдали за нами, как и слуги у стреноженных лошадей.
— Мой господин, — сказала женщина, — умоляю тебя, она нечиста.
Я прошел мимо нее. Остановился перед носилками и отдернул занавески.
Она лежала на ворохе соломы, женщина в самом цвету. Ее исхудавшее тело прикрывало льняное платье, каштановые волосы намокли от пота и сбились на шее всклокоченным гнездом. Запах мочи едва не сбивал с ног.
Стянутая от шеи до пят кожаными ремнями, с руками, раскинутыми в стороны, словно на кресте, она выгибалась и яростно дергалась, зубы глубоко впивались в губы. Она плюнула кровью мне в лицо.
Я ощутил, как кровь стекает по носу и щеке. Она плюнула снова, харкнув из глубины горла.
— Святой человек, — воскликнула женщина рядом со мной. — Уже семь лет она такая. Но говорю тебе, никогда еще не было в Магдале женщины добродетельнее нее.
— Я знаю, — отозвался я. — Мария, мать двоих детей, которые пропали в море вместе с ее мужем.
Женщина ахнула и закивала.
— Святой человек, — сказал Равид. — Можешь ли ты помочь нашей сестре?