Икарус

Харыбин Александр Николаевич

Признаться, я не совсем понял, как рассказ моего собеседника относится к его предположению о том, что в Империи Тьмы сумели добиться успеха в ядерном синтезе. Решил осторожно спросить об этом.

– Я думаю – произнёс доктор Вьеццоли – Что такой сильный удар был нанесён неспроста. Очень вероятно, что эти самые заинтересованные лица всё-таки провели кое-какие исследования по альтернативным направлениям. И увидели, что там действительно можно добиться успеха. Возможно, что даже существуют какие-то публикации по данной теме, которые мне не удалось отыскать. Но которые могли попасть в руки учёных из Империи Тьмы.

Наконец, до меня дошёл весь смысл истории. Признаться, звучало очень логично, но всё равно оценить верность выводов моего собеседника

я бы не взялся. Слишком мало мне было известно про Старое Время. Про то, каков был тогда порядок финансирования науки, про взаимоотношения в научной среде. Но я, скорее, был склонен согласиться с выводами доктора.

На этом беседа с Вьеццоли закончилась. Он встал и, улыбнувшись, попрощался. Когда вернулся в свою камеру, первое, что бросилось в глаза – листок бумаги, лежащий посреди стола. Это был мой распорядок дня. Пробежав список, я невольно улыбнулся, вновь почувствовав себя новобранцем лейтенантских курсов.

Потянулись дни, похожие друг на друга, как вороны на телеграфных проводах. В шесть подъём, пробежка по парку во внутреннем дворе, затем гимнастика в спортивном зале. Завтрак, всегда стоявший на столе к моменту моего возвращения. В восемь – начало занятий, которые проходили прямо в моей камере. С утра занятия чаще всего проводил доктор Вьеццоли. Он приносил пожелтевшие от времени учебники из Старого Времени, которые я должен был конспектировать. Обычно наши уроки проходили так: сначала доктор читал лекцию по той теме, которую я конспектировал на предыдущем занятии, а затем задавал вопросы. Если мне что-то было непонятно, то популярно объяснял.

Меня постоянно подмывало спросить моего учителя, чем он вообще занимается при Доме Варбургов. В момент первой нашей встречи доктор произвёл на меня впечатление, скорее, преподавателя какого-нибудь университета или технической школы. Но после более длительного общения я решил, что этот первый вывод, судя по всему, ошибочен. Также он не походил на учёного, как я себе представлял эту категорию людей. Учёные в Королевстве занимались тем, что изучали древние книги, а затем пытались повторить то, что в них написано. Обычно они хорошо разбирались только в какой-то одной узкой области. Доктор же демонстрировал потрясающие знания очень широкого спектра.

Занятия с Вьеццоли чаще всего длились четыре часа. Затем следовал двухчасовой перерыв на обед и отдых. Это время я мог использовать по своему усмотрению, но чаще всего прогуливался по внутреннему двору в неизменной компании своего офицера-охранника. Первое время меня удивляло то, что ни разу не удалось встретить ни одной живой души, что в парке внутреннего двора, что в спортзале. Лишь в коридорах иногда встречались люди, которые при виде нашей компании тут же ускоряли шаг, словно боясь с нами столкнуться. Но, поразмыслив, решил, что, непосредственно перед тем, как я должен посетить какое-либо помещение, его просто очищают от посторонних. Собственно, и постоянное присутствие офицера, как я понял, было призвано предотвратить мое общение с кем либо.

После обеда начинались занятия по линии Голдини. Их вёл сеньор Канини – высокий худой человек с длинным аскетичным лицом и большими выпуклыми тёмными глазами. В его лице и в самом деле было что-то неуловимо собачье, так что фамилия в данном случае вполне оправдывалась. Вечно мрачный вид Канини абсолютно не вызывал никакого желания задавать вопросы о роде его деятельности, но я бы не удивился, если бы узнал, что в прошлом он служил братом Святой Инквизиции.

Основное время мой мрачный учитель уделял развитию моей зрительной памяти и внимания. Поначалу он раскладывал на столе различные предметы и давал мне полминуты времени запомнить. Затем я отворачивался, а он забирал один из предметов. Моей задачей было определить, какой именно был изъят. После того, как я научился безошибочно определять отсутствующую вещь из двадцати позиций, занятия усложнились. Теперь он, пока я не видел, производил кое-какие незначительные изменения в моей гостиной, а я должен был их назвать. Судя

по тому, как на его мрачной физиономии время от времени появлялось нечто, что можно было бы назвать улыбкой, он был доволен моими успехами. В перерывах между занятиями мы играли в карты. Поначалу это меня удивляло, но затем я понял, что это тоже было частью подготовки. Правила игры были просты, а основной смысл заключался в том, чтобы противник, не догадываясь об истинном наборе карт, спешил сбросить свои. Бывало, что я набирал очень неплохую карту, но сбрасывал, по невозмутимому лицу своего соперника полагая, что его набор лучше. Однако часто бывало, что у Канини оказывалась полная шваль. Через какое-то время я уже научился достаточно хорошо владеть собой, чтобы обыгрывать своего учителя. Ещё мой инструктор частенько проводил тренировки по запоминанию лиц. Он показывал фотографию, на которой была изображена оживлённая улица какого-то города с несколькими пешеходами. Мне давалось с десяток секунд на их запоминание, а затем демонстрировалась другое фото. И я должен был сказать, есть ли там кто-нибудь из предыдущего. По мере того, как я набирался опыта, число людей на фотографиях перевалило за два десятка.

Где-то спустя месяц с начала моего пребывания в резиденции Дома Варбургов произошло событие, довольно сильно испортившее мне настроение. Когда я отдыхал после обеда, ожидая начала занятий с Канини, вместо моего вечно угрюмого инструктора в камеру зашёл офицер сопровождения. Он сказал, что меня срочно вызывает сеньор Голдини. Чертыхнувшись про себя, я последовал за ним.

Директор Департамента Безопасности принял меня как-то уж чересчур радушно. Даже привстал из-за стола, слегка растопырив свои пухлые ручки.

– Здравствуй, Орсолини – произнёс он, видимо, самым приветливым тоном, на какой был способен – Заходи, заходи, дорогой!

Это было настолько непохоже на вечно строгого и даже неприветливого Голдини, что я тут же заподозрил неладное.

Он указал мне на стул напротив себя и принялся расспрашивать об успехах на поприще обучения нелёгкому шпионскому ремеслу.

– Знаю, знаю – радостно сказал он, когда я закончил перечисление своих успехов – Канини мне докладывал. Я могу сказать только, что ты молодец. Канини говорит, что лучшего ученика у него ещё не было.

Мне, разумеется, его слова грели душу, однако были некоторые сомнения в искренности. Я, в принципе, никогда не жаловался на память, однако прекрасно осознавал, что в этом плане никаких феноменальных способностей у меня нет. Однако вежливо поблагодарил его за похвалу и добавил, что счастлив оправдать доверие руководства.

– Послушай, Орсолини – тон моего собеседника вдруг резко сделался совершенно серьёзным – Есть одна проблема. Вот этот твой доктор Вьеццоли, ты можешь сказать – чего он хочет?

Вопрос ввёл меня в ступор. Некоторое время я молчал, не зная, что ответить.

– Ну, насколько я понимаю, доктор хочет подготовить меня к заданию.

– Да, я это знаю – несколько раздражённо перебил меня Голдини – но ты мог бы сказать, какая у него цель? Зачем ему нужно это твоё задание?

Я удивлённо взглянул на своего собеседника. Казалось бы, ему в этом деле всё должно быть предельно ясно. Он же сам при первой нашей встрече говорил, что моё задание – получить информацию о неизвестном источнике энергии в Империи Тьмы. А доктор меня к этому готовит. И тут в моей голове начала складываться мозаика. Доктор, который не подчиняется директору Департамента Безопасности, готовит агента для важного задания. Похоже, сам доктор и является инициатором всего этого дела. Судя по всему, он и предложил владельцам Дома Варбургов эту операцию. А Голдини при этом, вроде, как на вторых ролях, что его бесит. А вот зачем самому доктору Вьеццоли это надо? Тут уж можно много, чего предположить. Может, разбогатеть хочет. Или осчастливить жителей Королевства. Но почему это так волнует Голдини? Уж не подозревает ли он доктора в измене? Надо отвечать предельно осторожно – ведь каждое моё слово может повредить доктору Вьеццоли.