Икс-30 рвёт паутину
Шрифт:
Она дочь чиновника прокуратуры в одной из провинций Центрального Вьетнама. Его фамилия Као Суан Тхо. За преступления перед пародом во время Августовской революции 1945 года Тхо был приговорён народным судом к смертной казни. Ван Ань была вынуждена перебраться в дом своего дяди Као Суан Данга в городе Хюэ. Дядя стал прислужником французских колонизаторов. За верную службу был назначен губернатором в одну из провинций Центрального Вьетнама. Данг вырастил Ван Ань и направил во Францию, в парижский университет.
Однажды погожим
— Какой тихий вечер, ничто не тревожит эту замечательную тишину, — сказал тогда Ван Ань. — Но мне почему-то грустно. И эта грусть, говорят мне друзья, застыла у меня в глазах. У французов есть пословица: «Глаза — зеркало души». Это очень верно. Мне грустно, потому что я сирота. Мой отец был казнён.
— А ты ненавидишь тех, кто казнил его?
— Какой толк от моей ненависти?! История уже перевернула эту страницу, и потом — я всего лишь слабая женщина.
— Ты лишена родителей, но у тебя появятся прекрасные чувства, которые могут утешить тебя: дружба, любовь…
Ван Ань посмотрела на него долгим внимательным взглядом, говорящим о том, что она не хотела бы продолжать этот разговор.
— Я не хочу скрывать от тебя что-нибудь: у меня есть любимый человек.
В разговоре наступила пауза. Сумочка в руках Ван Ань раскачивалась в ритм их шагов. Они снова прошли мимо рядов букинистических лавок, рыбаков, мимо художников, стоящих у своих мольбертов.
— Мой любимый очень далеко, — сказала Ван Ань, глубоко вздохнув.
— Во Вьетнаме?
— Да, и ещё даже дальше, потому что… Потому что он по ту сторону фронта.
Снова наступило молчание.
— Извини. Ты не рассказывала мне об этом, а я не осмеливался спросить. Но поскольку ты завела разговор, позволь мне спросить, каков же этот человек?
— Тебе я могу сказать. Его зовут Ле May Тхань, преподаватель лицея в Хюэ.
— Но ты же сказала, что он по ту сторону фронта.
— Да. Прошлым летом, когда я сдавала экзамены за второй семестр, мы с ним расстались. — Ван Ань стала говорить тише, её голос дрожал от волнения. — Мы очень любим друг друга, но он предан идее больше, чем любимому человеку. Поэтому он и покинул Хюэ и ушёл в зону Вьетминя. Он оставил мне лишь записку в несколько строк. Я наизусть выучила её содержание: «Дорогая, ушёл но зову родины, во имя священных целей страны. Знаю, что ты не можешь последовать за мной, но, верю, придёт день, и мы вновь встретимся». После этого я не получила от него ни одной весточки. А дядя послал меня учиться во Францию.
Я писала письма старым приятелям Тханя и послала им свой парижский адрес, надеясь получить хоть какую-нибудь весточку. Но с тех пор он не прислал мне ни слова. Боюсь, что он решил
— А раньше Тхань разговаривал с тобой о войне Сопротивления?
Ван Ань нахмурила брови, как бы вспоминая старую историю.
— Тхань — очень скромный человек. Обычно он беседовал о литературе, об искусстве. В этих областях он показывал глубокие и обширные знания, говорил горячо, но, как правило, не касался современных политических вопросов.
— Извини, не сочти меня излишне любопытным. Скажи, ты по-прежнему его любишь?
— Мои чувства к нему такие же, как и раньше. Любовь в сердце женщины не проходит так быстро. Да и он всегда проявлял ко мне самые благородные чувства. Мы любили друг друга уже несколько лет. У нас не было никаких размолвок до того, как Тхань неожиданно уехал. Я всё ещё надеюсь, что мы вновь встретимся, и по-прежнему жду его.
Это была последняя встреча с Ван Ань. После этого разговора она неожиданно исчезла. Поговаривали, будто она бросила учёбу и уехала в туманный Лондон. Но её стройная фигура, её грустные глаза с длинными ресницами как бы остались в Латинском квартале Парижа, в его маленьких уютных кафе, на берегах Сены, по которой снуют катера, вычерчивая за собой серебристый след.
Прошло два года…
Фан Тхук Динь взял маленькую ручку Ван Ань в свои, и в его памяти сразу же ожили их встречи два года назад. Он вспомнил все задушевные разговоры, в его воображении чётко, словно отпечатанное на листе белой бумаги, возникло имя Ле May Тханя. Эту фамилию надо запомнить. Этот человек — в колоде карт семейства Нго Динь Дьема.
Дверь самолёта закрыли, включили двигатели, и он начал постепенно набирать скорость. Пробежав до конца дорожки, самолёт оторвался от земли. Дома, деревья, улицы, заполненные людьми и машинами, — всё это быстро уменьшалось в размерах, потом замелькали рисовые поля, реки. А вот появилось и безбрежное голубое море. На горизонте — густые облака. Вскоре они нырнули под самолёт и закрыли собой всё, что было видно.
Фан Тхук Динь и Ван Ань, радуясь встрече, оживлённо беседовали и не обращали внимания на человека в очках и сидящую рядом с ним девушку. Девушка безумолчно щебетала:
— А Сайгон я люблю меньше, чем Хюэ. Да это и понятно. В Хюэ моя семья. И зачем только ты, дядя, заставил меня поселиться в Сайгоне! Мы теперь так мало бываем в Хюэ.
— Дорогая Лоан, учёба для тебя сейчас превыше всего. Сейчас ты должна целиком посвятить себя учёбе.
— Но я так скучаю о нашем доме, о реке Ароматной.
Мужчина в очках промолчал, как бы размышляя над тем, что сказала девушка. Он делал вид, что смотрит вдаль, но время от времени бросал взгляд на Фан Тхук Диня и Ван Ань.