Иктанэр и Моизэта
Шрифт:
— С Фульбером будь благоразумен! Будь благоразумен, — с беспокойством умоляла Моизэта.
— До сегодняшнего вечера, Моизэта! В два часа после заката солнца.
— Я буду готова.
— Даже чтобы уехать, если то будет необходимо?
— Даже, чтобы уехать!
Они не могли расстаться, не обменявшись еще одним поцелуем. Наконец, Иктанэр выпрямился и удалился в зеленоватых сумерках лунной ночи. На вершине «кресла Авроры» он обернулся, чтобы послать рукой еще один поцелуй Моизэте и затем одним прыжком бросился в море.
Она торопилась вернуться в свою милую ей комнату, чтобы еще раз пережить в душе и с большей сознательностью только
— Большую часть дня я проведу при Марте, — решила она про себя. Может быть мне удастся выяснить и то, что остается неясным в моем уме.
Молодая девушка дошла до своего помещения. Она отворила дверь в коридор, прошла через салон, вошла в спальню и заперлась на ключ, чтобы негритянка Дора не побеспокоила ее утром.
Она уже начала раздеваться, чтобы лечь в постель и предаться своим мыслям, как вдруг ей показалось, что она расслышала в комнате какой-то странный звук.
Внезапно справа от зеркала поднялась человеческая фигура.
Моизэта вскрикнула. Но моментально она узнала Сэверака и весь ее испуг исчез. Отважная девушка недаром была воспитана в моральной школе Фульбера и Оксуса, людей с железной душой. Она чувствовала себя спокойной и сильной и в обладании всего своего здравого рассудка. Тоном оскорбленной королевы она сказала:
— Зачем вы здесь?
В то же мгновение, повинуясь мимолетной мысли, она отступила несколько шагов и оперлась на стол. Спокойно она положила правую руку свою на рукоять кинжала малайской работы, подаренного ей однажды в день ее рождения Сципионом и с тех пор служившего для разрезания книг.
С примесью презрения в тоне, она повторила:
— Зачем вы здесь?
Он посмотрел на девушку с такой яростью, от которой сверкали его глаза и передергивались губы. Прошла целая минута трагического молчания, и затем глухим голосом он произнес:
— Я вас видел! Я знаю кто ваш любовник. Надеюсь, вы не будете этого отрицать.
— Мне нечего отрицать, — холодно ответила Моизэта. — Иктанэр мне не любовник, как вы это понимаете, но я его люблю и я его невеста.
— Его невеста! — с сарказмом воскликнул Сэверак. — Невеста такого чудовища!
Улыбка скользнула на красивых губах Моизэты. И она уронила:
— Отчего вы не похожи на это чудовище, г-н Сэверак!
Слова эти были каленым железом
Он опустил голову, словно желая броситься на нее. Но Моизэта сжала рукоятку кинжала, и Сэверак увидел блеск клинка; он понял, овладел собой, поднял голову и заговорил:
— По меньшей мере, знаете ли вы, кто создал это чудовище, которое вы любите? Знаете ли вы, почему я его зову чудовищем?
— Я знаю все, — категорически ответила девушка. — Я знаю все, что можете знать вы, а может быть и больше того. Но вопрос не в этом. Вы находитесь в такой части острова, доступ в которую закрыт для всех мужчин; вы находитесь в моей комнате, в которую никто не имеет права войти без моего разрешения.
— Исключая Иктанэра! — ответил Сэверак.
— Именно! И вы проникли сюда тайком, как вор! Что вы тут делаете? Отвечайте! Или же немедленно уходите. Знайте, что мне достаточно нажать пальцем эту кнопку, которой я, смотрите, касаюсь, чтобы сюда немедленно прибежал мой отец, чтобы у этой двери с оружием в руках оказался Сципион. Сейчас же отвечайте или уходите. Через минуту я дам сигнал.
Это было сказано таким тоном, что Сэверак сразу понял, что всякий насильственный поступок для него гибель. И он тут же надел на себя личину страданий и униженности. Он был так же лицемерен, как смел.
— Моизэта, — произнес он, — я люблю вас… Я не мог сопротивляться толкавшей меня страсти. Не доводите меня до отчаяния.
Он замолчал, словно подавленный волнением.
— И это все? — спросила Моизэта после минутного молчания.
Сэверак понурил голову.
— И это окончательный приговор? — смертельно побледнев, спросил Сэверак.
— Окончательный.
— Вы не оставляете мне никакой надежды?
— Никакой.
Если бы в эту минуту Сэверак мог припомнить свое решение о торге и постепенном завоевании Моизеты, то этот краткий ее ответ, его заставил бы снова отказаться от своего плана. И он отбросил всякую мысль о завладении Моизэтой при содействии Оксуса и Фульбера. Он отказался от всякой умеренности, от всякой дипломатии, рассчитанной на долгий срок, и всецело отдался несдерживаемому ничем порыву и опасному безумию страсти.
— В таком случае, — воскликнул он, вскочив и сверкнув глазами, — тем хуже для вас и тем хуже для вашего отца.
— Это — угроза? — прервала его Моизэта, протянув руку с кинжалом к сигнальной кнопке, — тогда я зову отца и Сципиона.
— Нет! Нет! Умоляю вас! Подождите! — простонал Сэверак, упав на колени. — Моизэта! Я был безумцем! Я вас слишком люблю! Простите меня! Простите, — и с умоляюще простертыми руками, с прерывающимся от рыдания голосом, он пополз к Моизэте.
При виде этого плачущего мужчины, молодая девушка разжалобилась и все ее негодование исчезло. Ее собственные глаза наполнились слезами. Как бы затем, чтобы поднять Сэверака, она протянула к нему руки, оставив на столе кинжал.
Как молния он бросился на Моизэту, повалил ее на постель и грубо зажал ей рукою рот, дабы не дать раздаться готовому сорваться крику о помощи… Затем, раньше чем девушка могла сообразить, как защищаться, он завязал ее длинным шелковым шарфом, бывшим на ее плечах, и фуляром забил ее рот.
От испуга и потрясения Моизэта впала в беспамятство. Сэверак этого даже не заметил. Весь поглощенный своим преступным замыслом, он взвалил ее бесчувственное тело себе на плечи, вышел в корридор и запер за собой дверь, выходящую на лестницу. Минуту спустя, он уже был в своей собственной комнате и положил Моизэту на свою постель.