Илион
Шрифт:
Покинув Париса и Елену, мы двинулись за Гектором к нему домой. Отважный герой, ни разу – ну, или почти ни разу – не показавший врагам спину, без оглядки бежал от прекрасной искусительницы. Куда? Конечно же, к супруге и годовалому сынишке.
Девять лет посещая Трою и ведя наблюдения для Музы, я так ни разу и не пообщался с Андромахой. Зато отлично знаю историю этой женщины. Да и кто в Илионе не знает?
Жена Гектора красива на свой лад – не сравнить, конечно, с Еленой или богинями, но все же красива некоей человечной привлекательностью; к тому же она происходит из благородного рода. Ее отец Этион
Ахиллес умертвил Этиона в сражении вскоре после высадки, когда ахейцы «брали» и грабили прилежащие к Трое земли. У дочери царя было семеро братьев, из них ни одного воина – все пастыри белорунных овец и козопасы. Быстроногий Пелид поубивал их за день. Выловил по одному в дубравах и на пастбищах, затравил, словно диких зверей, на каменистых склонах Плака. Настала ночь, и прославленный герой сжег тело правителя с подобающими почестями, в искусно сработанных бронзовых доспехах, велев насыпать над прахом покойного высокий погребальный холм. Трупы наследников так и остались лежать в полях, на корм голодным хищникам.
Разграбив дюжину городов, Ахиллес беззастенчиво потребовал за мать Андромахи прямо-таки царский выкуп. И тут же получил свою долю: Илион обладал по тем временам достаточными богатствами, чтобы торговаться с захватчиком.
Правительница возвратилась в опустевший киликийский дворец, где, по печальным рассказам самой Андромахи, «градом серебряных стрел умертвила ее Артемида богиня».
Ну да, в некотором роде.
Артемида, дщерь Зевса и Лето, является богиней охоты, по совместительству отвечая за деторождение. Помнится, разъяренный Аполлон однажды прикрикнул на сестру в присутствии верховного отца: «Он позволяет тебе губить матерей в муках», [15] намекая на то, что Артемида не только прислуживает смертным женщинам в качестве небесной акушерки, но и убивает при родах.
15
В «Илиаде» нет подобной сцены. В песни двадцать первой супруга Зевса Гера обвиняет Артемиду: «Гордая луком! Тебя лишь над смертными женами львицей Зевс поставил, над ними свирепствовать дал тебе волю».
Заложница Ахиллеса скончалась спустя девять месяцев после гибели Этиона. Выходит, мать Андромахи умерла, пытаясь произвести на свет потомка убийцы собственного мужа.
И не говорите мне, что стерва Ирония не правит миром.
Андромахи и младенца не оказалось дома. Гектор заметался из комнаты в комнату; мы, четверо копьеборцев из свиты, застыли у входа, не вмешиваясь. На поле брани я ни разу не видел героя таким взволнованным. Но вот он кинулся обратно к дверям и натолкнулся на двух рабынь.
– Где Андромаха? Пошла к невестке? Навещает золовок? Удалилась в храм Афины с благородными ахеянками?
– Госпожа отправилась к городской стене, хозяин, – отвечала проворная ключница. – Все женщины Илиона прослышали о нынешней ужасной битве, о том, как троянцы отступают из-за черной ярости Диомеда; вот ваша супруга и устремилась к большой башне узнать, живы ли вы еще. Побежала без оглядки, точно рассудка лишилась, о господин. Кормилица с Астианаксом, конечно, припустила
Гектора будто ветром сдуло; мы едва поспевали за ним, пробиваясь сквозь плотную толпу. В квартале от Скейских ворот я вдруг понял, что не должен здесь находиться. Встреча легендарных супругов – событие огромной важности. Там наверняка будет множество богов. И разумеется, Муза, которой не терпится выследить меня.
За сотни ярдов до цели я незаметно отстал от своих товарищей и нырнул в узкий проулок. Вечерние тени сгущались, в воздухе разливалась прохлада, но высокие башни Илиона еще пылали в алых лучах солнца, что медленно садилось на востоке. Выбрав одно из укреплений, я взбежал по внутренней винтовой лестнице на самый верх. Сменить, что ли, тело? Впрочем, какая разница: копьеносец-то безымянный, а значит, важной роли в сражении не сыграет.
Башня имела форму минарета, что странно, ведь ислам появится через тысячи лет. Я выступил на узкий закругленный балкон, как привилегированный зритель грядущего действа. Солнце било прямо в глаза; пришлось подправить поляризацию визуальных фильтров и настроить фокус богоданных контактных линз, и я получил отличный вид на городскую стену.
Андромаха опрометью сбежала вниз по выступу, кинулась на шею мужа, болтая ногами; Гектор крепко обнял ее в ответ и прижал к себе. Его полированный бронзовый шлем ярко сиял в закатных лучах. Прочие воины и сокрушенные заботой женщины расступились, чтобы дать вождю побыть вдвоем с любимой. Одна лишь нянька с малышом на руках не решалась покинуть пару.
Можно было бы легко подслушать разговор при помощи остронаправленного микрофона, однако я решил просто смотреть на супругов, на выражения их лиц, следить за движением губ. Оправившись от первого восторга, Андромаха нахмурилась и начала быстро-быстро, настойчиво говорить.
Со слов Гомера я примерно помнил, о чем речь. Дщерь Этиона перечисляла свои скорби, сетовала на одиночество, постигшее горемычную после гибели старого отца и милых братьев.
– Теперь ты мне отец, – прочел я на алых губах Андромахи, – и почтенная матерь – тоже ты, Гектор. Единый мой брат, моя любовь, мой муж – молодой, горячий, доблестный, живой! Ты все для меня! Сжалься, супруг! Не уходи. Зачем тебе возвращаться в долины и пасть в бою? Чтобы кони ахейцев таскали твое сильное тело по камням, пока плоть не отделится от костей? Останься! Сражайся тут. Городу нужна твоя защита. Борись у стен!
Гектор медленно покачал головой, слепя окружающих яркими бликами от шлема:
– Не могу.
– Можешь! – Лицо Андромахи исказила гримаса любви и страха. – Должен. Подтяни войско к смоковнице… Вон туда, видишь? Там легче всего проникнуть в священный Илион, и аргивяне знают об этом. Возможно, какой-то пророк открыл им наше слабое место. В надежде взять город враги уже трижды бросали туда лучших бойцов – обоих Аяксов, Идоменея и ужасного Диомеда. Защити нас, любимый, но только здесь!
– Не могу.
– Можешь! – прокричала она, вырываясь из объятий. – Но не станешь!
– Да, – кивнул герой, – не стану.
– А знаешь ли ты, что будет со мной, о благородный Гектор, когда ты найдешь свою благородную смерть и сделаешься пищей ахейских псов?
Мужчина поморщился, однако смолчал.
– Какой-нибудь потный греческий командир утащит твою вдову, словно простую наложницу! – проорала Андромаха, так что даже до меня долетел ее голос. – Меня увезут в Аргос, обратят в рабыню, которую трахают по первой прихоти Аякса, Большого или Малого, или грозного Диомеда, или начальничка попроще!