Илларион

Свиридов Даниил

– И как ты все запоминаешь? – Порой работоспособность Феликса раздражала Айзека, особенно в те редкие моменты, когда ему приходилось с ней считаться. – Я уже придумал сотни альтернативных продолжений трилогии! Там книг хватит на каждый праздник в году, считая дни рождения друзей! Но я никак не могу переключиться! Врата Трисмегиста навалили в мой котелок столько материала для трилогии, что варить можно хоть десятилетиями! Сейчас врата закрыты, и никакие новые идеи в голову не лезут.

– Ты действительно считаешь, что поездка по Европе поможет приоткрыть эти твои врата? – Феликс не смог скрыть крохотной просящей надежды

в голосе, и та уколола Айзеку слух, словно острая заноза – мягкую, нежную подушечку пальца.

– Ты не поверишь, но у меня есть план. Предвидя очевидные вопросы с твоей стороны, заверяю, что он лишь косвенно относится к распорядку моего дня, составлению списка задач, последовательному выполнению каждого этапа проекта, тайм-менеджменту и прочей ерунде, которой ты поклоняешься, как священным заповедям. План представляет собой гармоничное сочетание логики и фантазии. Твой идиотский перфекционизм точно отыщет в нем какие-нибудь изъяны, но я в любом случае заставлю тебя его выслушать. Дружба дружбой, а твоя первостепенная обязанность как моего заместителя – выполнять поручения руководителя. – Увлекшись монологом, Айзек не заметил, как Феликс припарковал машину у четырехэтажного дома в западном Хэмпстеде. Здесь они жили и соседствовали на третьем этаже.

– Ты думаешь, мне будет невыносимо трудно колесить по самым потрясающим местам Европы за твой счет? – ухмыльнулся Феликс, не сумев скрыть недовольства. В отличие от Айзека он превосходно управлял эмоциями. Сдержанность, деликатность и тактичность были обязательными составляющими его повседневного инструментария в работе авторским агентом и заместителем генерального директора благотворительного фонда по совместительству. Однако когда дело касалось неформального общения с Айзеком, Феликс позволял себе редкую шалость быть саркастичным.

Друзья поднялись на третий этаж и продолжили бессмысленный спор об уникальности творческого пути, зависнув каждый напротив дверей своей квартиры. Вставляя ключ в замок, Айзек понял, что от завершения разговора его отделяло всего несколько фраз, которые бы увенчали диалог положительной кульминацией.

– Феликс, ты ведь знаешь, что без тебя я ни черта не напишу. Идеи и фантазии ничто, если они не находят отражения в реальном мире, а где реализация, там и планирование, там и усердие, там и кропотливая работа. Это у меня получается так себе, сам в курсе. Давай так: я беру на себя всю творческую часть. Можешь быть уверен, я найду способ распахнуть врата Трисмегиста…

Заместитель поборол желание закатить глаза.

– …а на тебе – организационная часть. Будем действовать методично и с фантазией. Тогда все получится!

Феликс поражался многим способностям друга, в частности, необыкновенному умению заражаться собственной идеей, просто проговаривая ее вслух. Его порадовал настрой, в котором он отпустил Айзека к невесте, еще не знавшей о планах возлюбленного обуздать музу, одичавшую после ошеломительного успеха антиутопической саги и ускакавшей от писателя в свободный забег.

Квартира Айзека располагалась на последних уровнях здания. Огромное пространство достигалось соединением двух этажей, что явно не было рациональным использованием помещения, в котором могло уместиться сразу две квартиры вместо одной. Однако банковский счет Айзека доказывал его платежеспособность при выборе любого объекта недвижимости, который ему приглянется. Денег хватало не только на квартиру в Хэмпстеде – без особых проблем Айзек позволил бы себе и целый дворец в Швейцарских Альпах. Однако даже в просторной, но малокомнатной

мансардной квартире с высокими потолками повсюду пестрела прижимистость хозяина. Имея доход как у передовой голливудской знаменитости, он не упускал ни единой возможности сэкономить – и даже пьяным умудрялся не забывать на столе оставленную мелочь. Карен была его таблеткой от скупости, одурманивающим ароматом, побуждавшим совершать покупки без скептического взгляда на ценник. Благодаря ей он иногда отпускал вожжи расточительства и тратил баснословные деньги на безделушки и пафосные, идиотские рестораны, в которых персонал обхаживает тебя так, будто никакой борьбы за классовое равенство и не существовало вовсе.

Несмотря на притягательный соблазн, Карен вовсе не играла в принцессу и лишь изредка водружала на голову царскую диадему. Любительница брендов и дорогих вещей, чей многозначный ценник объяснялся высоким качеством и гарантией долголетия, она пускала в ход собственные накопления, когда намеревалась себя побаловать. Карен была художницей и зарабатывала преимущественно фотореалистичными портретами.

Не обремененная фиксированным рабочим графиком, она могла заниматься творчеством в любое время суток. Имея почти абсолютную свободу в выборе дел на день, Карен открывала для себя массу возможностей для саморазвития, за которые она ловко хваталась, словно азартный игрок – за шанс сорвать куш. Как художницу, не отягощенную консервативным взглядом на искусство, ее тянуло ко всему, в чем она могла себя попробовать. Сейчас Карен заканчивала годичный интенсив по дизайну интерьеров и готовилась к сдаче ряда работ и экзаменов. Вместо мастерской, где она сотворила большую часть своих полотен, Карен выбрала для занятий апартаменты Айзека.

Когда писатель влетел в свою обитель, она делала передышку в заучивании материала и, вытянувшись на большом раскладном кресле, разрисовывала страницу блокнота. Постепенно белый лист превращался в карандашную фотографию широких мансардных окон, сквозь которые Карен вглядывалась в хмурую апрельскую погоду.

– Карен! – воскликнул Айзек из прихожей. Девушка привстала с кресла и заинтригованно посмотрела в сторону входной двери. – Мне нужна первая помощь! – шутливый тон Айзека выдавал его настрой и намекал на очередную шутку. Он вбежал в громадную комнату – место учебного процесса Карен – и заключил девушку в объятия.

– Кто же тебя ранил, пирог? И насколько серьезны раны? – засмеялась художница, довольно подставляя щеки для поцелуев возлюбленного.

– Глубокий разрез на самолюбии и гематома в области творческой свободы!

Карен подвинулась так, чтобы Айз смог прилечь рядом на кресле, которое явно не было спроектировано для двоих. Здесь худоба, которую Айзек обычно называл утонченностью фигуры, пригодилась Карен, и парочка без затруднений уместилась на лежбище. Девушка ласково погладила слегка влажные после дождя волосы писателя.

– Что случилось? Рассказывай!

– Мари сдала меня с потрохами. Новость разлетелась по СМИ так быстро, будто в новой книге я изложу подробную инструкцию, где и как искать близнеца Дэвида Боуи.

– Вот ведь трепло, – недовольно пробурчала Карен.

– Я того же мнения.

Как это часто бывает, стоит мировоззрениям двух людей сойтись – и необходимость объяснять детали отпадает. Так же и Айзеку не пришлось прибегать к длинным толкованиям своего удрученного состояния. В том и был один из секретов гармоничного союза писателя и художницы. Карен умела без слов понимать Айзека, а тот верил в понимание, для которого слова не нужны.