Шрифт:
Игорь Кио
ИЛЛЮЗИИ БЕЗ ИЛЛЮЗИЙ
Нет, так жить нельзя. Так только фокусы в цирке показывать можно. А жить так нельзя.
Глава первая
СТРАШНЫЙ СОН КИО
Самое, на мой взгляд, остроумное из всего обо мне написанного — две фразы в газете «Нью-Йорк Таймс» за 1967 год: «Советский иллюзионист Кио напоминает покойного Сталина. И у того, и у другого все время исчезают люди».
А что я сам могу написать или рассказать о себе? Пусть и не столь лаконично, но и не утомляя излишне
Много лет назад мой учитель Арнольд Григорьевич Арнольд, в ответ на мое нежелание произносить совсем уж незатейливый текст в прологе представления, изрек: «В цирке умных вещей не говорят!»
Чем дольше я живу и работаю, тем больше убеждаюсь в мудрости слов Арнольда.
И вовсе не потому, что в цирке нет умных людей — их, по-моему, никак не меньше, чем где-либо. Правда, проверить мне довольно сложно — я большую часть жизни провел именно в цирке. Но все-таки куда-то иногда вырывался…
Арнольд Григорьевич, как я его понял, советовал не забывать, что люди приходят в цирк с иными намерениями, чем на лекцию, и уходить после представления должны обязательно с улучшившимся настроением, а никак не во власти отрицательных эмоций, иногда испытываемых нами от большого знания.
Правда, великий практик (что не умаляет его качеств мыслителя и теоретика) Арнольд исходил, конечно, и из того, что в цирке всегда страшно узок круг людей, способных говорить на арене…
Один буффонадный клоун вышел на утреннике и сказал: «Добрый вечер, уважаемая публика!» Арнольд на него взъярился: «Ты что? На часы не смотришь?» И тот на полном серьезе и с укоризной ответил: «Арнольд Григорьевич, ну нельзя же менять текст перед самым началом!»
Или воздушной гимнастке поручили произнести текст в прологе, посвященном выборам (еще в советские времена). Молодая девушка должна была с гражданским пафосом сказать, что впервые отдала свой голос за кандидатов блока коммунистов и беспартийных. А она от волнения выпалила: «Я впервые отдалась…» «Добрые товарищи» по ремеслу стали ей подсказывать из-за кулис, что не впервые, — и она механически поправилась: «То есть отдалась, конечно, не впервые…»
Понимаю некоторую спорность своего толкования мысли учителя. Тем не менее я обязан заранее предупредить о своих замыслах и, главное, возможностях. А то вдруг кто-нибудь воспримет иллюзиониста за его строгий, в сравнении с коллегами по манежу, внешний вид как доктора неких цирковых наук, которые, на мой опять же взгляд, существуют, — конечно, никак не в ущерб веселой первооснове, первопричине нашего дела.
Для меня первый человек в цирке — клоун. И хотя в своей работе я, наверное, кажусь фамильно академичным, без юмора аттракцион Кио себе не мыслю. И в моей программе тесное партнерство с клоуном — условие совершенно обязательное.
Словом, книгу человека из цирка вижу рассказом, исключающим умничанье и многозначительность.
Однако боюсь, что на отдельных страницах покажусь менее жизнерадостным, чем хотелось бы.
Конечно, начни я свое повествование в один, как положено (то есть считаю, что положено, а как на самом деле надо — не знаю), прекрасный день, подобных страниц, скорее всего, удалось бы избежать…
Но день, в который я начинал, еще очень смутно воображая, чем рассказ свой закончу (и закончу ли вообще, запасшись терпением), показался мне, без преувеличения, кошмарным — в череде других, точно таких же дней.
Хотя теперь уверен, что вслушайся я в название местности — немедленно бы проникся комизмом ситуации.
За двадцать лет до описываемых событий я работал в Японии у отца нынешнего нашего импресарио Хонма-сан. Его называли императором Хоккайдо. И он принимал артистов из России (тогда Советского Союза)
У сына «императора» отношение к русским артистам было уже совершенно иным. Брату моему Эмилю, заключившему долговременный контракт, младший Хонма-сан был хронически должен. Бывшей моей жене Ёлке (Иоланте), которая теперь замужем за Эмилем, он вместо гонорара подарил часы с этикеткой, на которой было указано, что стоят они 400 тысяч иен, в пересчете на доллары — 4 тысячи. В Москве часы немедленно остановились. И в следующий приезд в Японию Ёлка обратилась к местному мастеру, который несказанно удивился: кто же тратит деньги на ремонт штамповки?
При этом Хонма-сан женат на русской женщине — Шуре-сан из Шанхая. И вообще предпочитает русских женщин — про некрасивых говорит, что они похожи на японок. Рядовые гастролерши, отклонив домогательства импресарио, рискуют остаться без продления ангажемента.
У Хонма-сан на острове Хоккайдо десять отелей — и приехавшие в Японию бывшие советские артисты (не только из России) поставлены им на «конвейер», наподобие госцирковского, о котором я обязательно расскажу поподробнее в дальнейшем моем повествовании. Работают одновременно человек триста. Конечно, некоторые из них (а может быть, и значительная часть) и заслуживают такой участи — уровень очень часто самодеятельный. Таких артистов, скорее всего, и дома бы никуда не взяли. Поэтому они на все и согласны: танцующим, например, велят петь под фонограмму. К тому же у каждого такого артиста по десять посредников, и если дело и доходит до оплаты, то артисту все равно перепадают копейки.
Конечно, обо всех этих «новшествах» я был наслышан еще в Москве. Но и представить себе не мог, как резко изменилось отношение к нам, — привык к несколько иному, как уже здесь обмолвился. Я ездил еще с отцом, можно сказать, в самые первые гастроли советского цирка — и не забуду: как же принимали наших артистов, например, в Дании! Правда, воспитанный на постулате, что наш цирк лучший в мире, я был поражен классом дрессуры лошадей в конюшне Шумана, да и другими блестящими номерами в исполнении иностранных артистов — и понял, что в качестве международных лидеров мы уже не одиноки.
В прежние годы нам, однако, неизменно удавалось поддерживать свою очень высокую репутацию. При монопольной системе Союзгосцирка всегда можно было набрать пять программ высочайшего класса, заняв в них триста — триста пятьдесят лучших артистов. Кстати, я не спешу с утверждением, что сегодня это невозможно повторить. Я просто точно знаю, что пять настоящих программ можно набрать и сегодня. Только теперь нет никаких гарантий, что в страны, уже избалованные серьезным, извините, цирком, приедут те, кого там ждут. А раньше — особенно в первые десятилетия выездов за рубеж — такие гарантии, безусловно, были. Я вспоминаю, как в шестьдесят шестом — шестьдесят седьмом году ездил в Америку с Юрием Никулиным (это были вторые гастроли советского цирка в США — до нас там работали Олег Попов и дрессировщик Валентин Филатов) — программы такого уровня в моей биографии больше не было… Союзгосцирк (теперь Росгосцирк) существует и сегодня. Но это армия почти без солдат. Ибо теперь каждый уважающий себя артист может заключить контракт напрямую… И неудивительно, что сегодня авторитет отечественного цирка катастрофически упал, как упал и авторитет всей страны.