Иллюзии
Шрифт:
В полдень кавалькада из трех лимузинов двигалась по направлению герцогства Целестин. Сделку решили совершить не в офисе, а непосредственно на месте.
Деревня, в которую въехали машины, утопала в золоте весеннего солнечного света, который радовал сердце и глаза. Вокруг была великолепная природа. С гор сбегали звонкие ручьи, плодородные долины были покрыты нежной зеленью. Из магнитофона в машине, где ехала Вилли, звучали неаполитанские песни в исполнении Паваротти. Все замолкли, восхищенные красотой вокруг. Замолчал и Харви Сильверстен, покоренный особым шармом этого момента,
Карло Мартинелли, двадцать седьмому герцогу Целестин, было шестьдесят лет. Он пережил двух своих жен и похоронил единственного сына. В последние два десятилетия его дела шли на убыль. С каждым годом все меньше и меньше производилось вина "Брюнелло". Он все еще колебался относительно продажи своих владений, которые столетия принадлежали его предкам. Внешне Мартинелли был настоящим аристократом. Его вьющиеся волосы, борода и усы были предметом ежедневных забот его служанки. На нем был темный костюм, сшитый в сороковые годы. Но главное было то, что он остался джентльменом, а это невозможно купить ни за какие деньги.
– Добро пожаловать, – произнес Мартинелли мрачно. Он вежливо поклонился, не сгибаясь в талии. Кортеж из Рима он приветствовал в огромной прихожей своего родового замка. Он встретил их, как похоронную процессию, которая прибыла сюда, чтобы воздать последние почести его герцогству. Сам же он со служанкой Анжеликой и воспоминаниями о былых днях переселялся в белый коттедж недалеко от Порто-Эрколи.
Хозяин дома обменялся рукопожатием с Харви и прищурился так, как будто хотел разглядеть нутро человека, который вскоре станет владельцем его дворца, герцогства и любимых виноградников.
Но когда старый герцог увидел Вилли, его брови приподнялись в приятном изумлении, истинное радушие сквозило в его манерах. Он взял ее за руку, как будто это был драгоценный хрупкий цветок, и слегка прикоснулся к ней губами. Затем повернулся к остальным и пригласил всех следовать за ним в библиотеку.
Библиотека давала краткое представление о внутреннем мире Мартинелли. Из сорока двух комнат дворца, только эта имела жилой вид. Шелковая обивка на стульях была потертой, но чистой, и восточный ковер, расстеленный на полу, был вычищен. На книжных полках были собраны известные произведения и исторические трактаты в богатых кожаных переплетах. Карло Мартинелли удалось полностью сохранить обстановку лишь этой комнаты. Остальные фамильные сокровища были распроданы с римских аукционов.
Именно эту комнату он выбрал, чтобы совершить сделку, последнюю сделку в своем неудачном бизнесе. Да, он вынужден был продавать то, чем его род владел в течение четырехсот лет. Оставаясь истинным джентльменом, Мартинелли не завел сразу же разговор о деньгах, а пригласил гостей отобедать. На столе стояло несколько бутылок вина из его личных запасов. На закуску были поданы тонко нарезанные ломтики салями из Пармы, зеленые оливки с Сицилии, маринованные грибы и салат из помидоров и зеленого молодого лучка.
Харви уже выпил первый стакан вина.
– Высший класс, – довольно восклицал он, облизывая губы. – Искристое, бодрящее и не слишком крепкое. Превосходно, просто
Мартинелли вежливо улыбнулся и наклонился к Вилли.
– Как вы находите это вино, синьорита... синьорита Дотторе, – он назвал ее именем, которым итальянцы называли прелестных незнакомок.
– Оно чудесно, – ответила Вилли и вдруг почувствовала жалость к этому человеку, вынужденному продавать то, что так долго и упорно хранил. Вилли могла представить, "что творится в душе этого старого гордого человека. Она удивилась, что Харли действительно верит в то, что гордость и традиции можно купить или продать, как мебель или другую вещь.
– Может быть, вам хочется посмотреть замок и земли? – вежливо предложил ей герцог так, как будто она приехала погостить к нему.
– Спасибо, я очень благодарна вам, ваше превосходительство, – ответила Вилли.
– Зовите меня просто Карло, – ответил герцог. Он взял Вилли под руку и повел показывать ей виноградники, все остальные последовали за ними. Вилли вдыхала сладкий аромат, трогала нежные листья, а пожилой герцог рассказывал, что во время сбора винограда устраивался праздник и детям, родившимся в этот период, дарили серебряные кубки, как символ плодородия Целестин.
– Даже война не смогла уничтожить виноградники Целестин, – сказал он гордо. – Бомбой убило мою жену Лауру и сына Педро, а виноградники все живут. В течение двух лет урожай был скудным, но земля очень плодородная, и после окончания войны винограда стало еще больше и он стал слаще, синьорита. Похоже, сам Господь благословил нас...
Старик умолк и охватил взором свои виноградники, навевавшие ему драгоценные воспоминания, не подвластные ни времени, ни людям.
Они вернулись в дом и поднялись по мраморной лестнице в огромный зал для танцев, имевший довольно жалкий вид. На небольшом возвышении пустовало место для рояля и золотой арфы, фрески на стенах потрескались и померкли.
– В старые времена, – вспоминал герцог, и его голос переходил в шепот, – этот зал был великолепен. Когда я был мальчиком, я вставал у двери и считал, сколько свечей зажигалось в праздники... в день святой Епифании...
Лишенный семьи и обремененный долгами старик очень нуждался в том, чтобы передать кому-нибудь хоть малую часть своих воспоминаний, которые он так бережно хранил.
– Наверно, довольно тяжко для вас продавать этот дом, – мягко сказала Вилли, надеясь, что герцог не знает о планах Сильверстена превратить этот гордый дворец в завод, оснастить его электронным оборудованием и начать выкачивать деньги.
Карло закрыл глаза, но затем быстро взял себя в руки.
– Мы, Мартинелли, имеем большую историю. Но вещам присуще обыкновение меняться. И тут уж ничего не поделаешь.
Да, Вилли была согласна с тем, что все меняется, но ей не хотелось верить в то, что невежды, подобные Харви, осуществляют эти перемены.
Герцог снова взял Вилли под руку, и они прошествовали по большой галерее. Внимание Вилли привлекли фамильные портреты. Она указала на один из них – красивого молодого мужчины со светлыми волосами и карими глазами. Затем взглянула на герцога.