Иллюзии
Шрифт:
Лэнс остановился и повернулся к нему, широко открыв глаза.
– Что?
– Ты думаешь, что я изнасиловал ее, правда?
– А что еще я могу думать? Комната перевернута вверх дном. Боже мой, наверное, она сопротивлялась изо всех сил? – Его лицо исказила гримаса. – Тем не менее ты принудил ее!
– И ты больше ничего не скажешь?
– Полагаю, у тебя были для этого веские причины. Это не мое дело, не правда ли? Ты достаточно ясно выразился.
– Господи, – в голосе Найджела клокотал гнев, – если бы ты изнасиловал женщину, то это было бы, черт побери, и мое дело. Я
Лэнс прислонился к покрытому лишайником постаменту.
– Тебе легко говорить! Никто не посмеет бросить тебе вызов. Это равносильно смертному приговору. Тем не менее, если ты настаиваешь, я буду драться с тобой.
– Лэнс, твоя вера в мои силы потрясает до глубины души, а твоя моральная чистота сияет, как доспехи бога. Но мне хотелось бы, чтобы ты столь же доверял и моей репутации. Мне всегда было приятно думать, что я не способен на изнасилование. И я рассчитывал на твою поддержку!
Лэнс глядел на отражение Найджела в крышке серебряной табакерки.
– Но ты привязал ее к кровати.
– Как бы то ни было, я проснулся в брюках, и именно я был привязан. Это звучит немного странно, но так оно и было на самом деле.
– Ты был связан? – Лэнс умолк, и его прекрасное, как у ангела, лицо смертельно побледнело. – Я знаю, что у тебя дурная репутация, но… ради всего святого, Найджел!
Найджел рассмеялся. Ему совсем не было весело, но абсурдность ситуации его забавляла.
– Если хочешь, можешь дать волю своему похотливому воображению. В конце концов, именно этим я и сам занимаюсь.
– Не надо, Найджел. – Солнечные лучи вдруг пробились сквозь кроны деревьев и позолотили волосы Лэнса. – Ради Бога, ты ведь способен на многое! Какого черта растрачиваешь свои способности на подобные безумства?
Найджел взглянул на статую. Какие тайны подсмотрел Гермес ночью в саду? Видел ли вестник богов, как Доннингтон одиноко брел в темноте по этой тропинке или кто-то составил лорду компанию?
– Я могу быть обязан тебе жизнью, но будь я проклят, если услышу от тебя еще хоть слово сострадания.
– Сострадания? – Лэнс выглядел по-настоящему удивленным.
– Какого черта я должен терпеть твою заботу о моей нравственности? Я же воздерживаюсь от обсуждения твоей.
– Не понимаю, что ты имеешь в виду.
– Тогда давай обратимся к одному маленькому примеру дурных манер и покончим с этим. Твоя забота о мисс Вудард и осуждение тех мучений, которым, по-твоему, я подверг ее прошлой ночью, достойны восхищения. Но ты не испытываешь угрызений совести оттого, что без всякого предупреждения объявил ей о смерти ее любовника. Чем, черт побери, ты это оправдаешь? В этом не было никакой необходимости. Ты мог найти миллион предлогов, чтобы сначала увести меня.
– К сожалению, – вспыхнул Лэнс, – я виноват лишь в том, что думал только о тебе.
– С такой превосходной логикой мы всегда найдем себе оправдание. Похоже, у меня была чрезвычайно тяжелая ночь, Лэнс. Может, мы согласимся оставить этот предмет? У нас есть чем заняться. Где же Доннингтон, черт побери?
Тело
– Доброе утро, сэр, – поздоровался один из них, снимая шляпу. – Думаю, его светлость немного перебрал. Садовник обнаружил его полчаса назад. Здесь ничего не трогали.
В воде плавала винная бутылка, похожая на странную стеклянную рыбу. Оставшийся внутри воздух поддерживал ее в полузатопленном состоянии. У подножия невысокой каменной стены, окружавшей пруд, лежали осколки бокала, как будто его уронили здесь на землю. Тело Доннингтона лениво покачивалось, рыжеватые волосы намокли, приобрели оттенок красного дерева и прилипли к голове.
Найджел несколько секунд стоял неподвижно, молча рассматривая своего мертвого врага. Теперь Доннингтон не мог ответить ни на какие вопросы, не мог молить о пощаде. Ничего смертельного, просто экстравагантно, зло и довольно оскорбительно. Найджел понимал, что все его действия оправданны, но все равно их результатом была смерть. Он испытывал глубочайшее сожаление по многим причинам. Сделав знак охранявшим тело мужчинам, он приказал:
– Вытащите его. Пусть лучше полежит на траве.
Когда они вошли в пруд, Найджел наклонился и подобрал осколки стекла. Они прекрасно подходили друг к другу. Бокал был всего один.
– Значит, с ним никого не было, – заключил наблюдавший за его действиями Лэнс. – Ты предвидел, что он так поступит?
– Нет, не предвидел. Когда мы расстались, он веселился. Он был центром всеобщего внимания, и это начинало ему льстить. Естественно, он много пил.
Охранники вытащили труп на берег и положили на заросшую травой лужайку. Один из лакеев перевернул тело, безучастное лицо покойника теперь было обращено к небу. Найджел нагнулся и закрыл ему глаза. Вероятно, Доннингтон был мертв уже несколько часов.
«А в это время я громил его дом и был с его любовницей!»
Найджел не мог позволить себе роскоши поддаться чувствам. Он сосредоточился на стоящей перед ним задаче. Он научился этому за столько лет борьбы против Наполеона. Может быть, Доннингтон обнаружил пропажу бумаг и в отчаянии покончил с собой? Это крайняя мера, и, значит, Найджел не только серьезно ошибся в оценке характера Доннингтона, но также не оправдал доверия своих друзей. Неприятная мысль. Тем не менее компетентность – это все, что у него оставалось. Он проверил карманы Доннингтона в поисках спрятанной записки, а потом провел пальцем по намокшим складкам его галстука.
Его галстук!
Память, подобно разряду молнии, внезапно вернулась к нему. Найджел потребовал галстук Доннингтона, обнаружив, что его отравили. Это было в тот момент, когда он решил любой ценой увести Фрэнсис Вудард от пьяной толпы. Так какого черта на шее Доннингтона галстук? Найджел развязал узел и позволил полоске шелка упасть на землю. Он едва сдерживал нахлынувшую волну гнева.
– Что ты делаешь? – спросил Лэнс.
– Тебе не кажется, что с нашей стороны жестоко не давать ему свободно дышать? – язвительно ответил Найджел. – Отнесите его в дом. Только тихо. Мы с вами являемся свидетелями трагедии.