Иллюзия любви. Ледяное сердце
Шрифт:
Родственники, пришедшие навестить своих мужчин, непонимающе переглянулись, но, как люди культурные, тут же отвернулись и сделали вид, что ничего особенного не произошло.
— Значит, всё-таки папа… — не обращаясь ни к кому конкретно, негромко проговорила Надежда, и её тёмно-серые глаза недобро сверкнули.
— Мам, ну что ты её слушаешь? — губы Семёна испуганно вздрогнули. — Ты же знаешь, её хлебом не корми…
— От хлеба фигура портится, — оборвала его Надежда.
— Мам, ну что случилось? Почему ты
— Ну, если Лёнька абсолютно ни при чём, значит, свои пятьдесят процентов он уже получил, — констатировала Надежда и по растерянному выражению, появившемуся на лице сына, поняла, что попала в точку.
— Мам, давай поговорим. — Семён проникновенно посмотрел в лицо матери, искренне сожалея, что находится в столь неудобном горизонтальном положении. — Папа ни в чём не виноват, и я прошу тебя… я тебя очень прошу: не стоит говорить ему о том, что со мной произошло. Уж если на то пошло, отец — единственный, кто не отказался мне помочь, когда у меня наступил край.
Бросив косой взгляд в сторону Ирки, Тополь недовольно сдвинул брови, ясно давая понять, что она здесь лишняя и что скромный семейный совет вполне может обойтись и без её присутствия. Но Хрусталёва уходить явно не собиралась, тем более в тот момент, когда начиналось самое интересное.
— Сынок, ты или наивный, или слепой, одно из двух, — устало произнесла Надежда. — От помощи твоего доброго папеньки ты чуть не протянул ноги.
— Он желал мне добра, — упёрся Семён.
— Тогда почему же ты, избитый, приполз ко мне, а не к нему? — не выдержала Надежда. — Как же, мать — злая, а отец — душа нараспашку! Что же эта душа не пошла в сберкассу и не сняла денег с книжки, если уж так хотела тебе помочь?
— Какая сберкнижка, мам? Отец сказал, что у него сейчас нет ни рубля!
— Я бы удивилась, если бы он сказал тебе что-нибудь другое.
— Ты хочешь сказать, что у папы деньги… были? — Неожиданно по телу Семёна пробежал неприятный холодок.
— Отчего же «были», они и сейчас у него есть.
— Но тогда выходит… — Не договорив, Семён потрясённо замолчал, и вдруг, словно очнувшись, смерил Хрусталёву с ног до головы злым взглядом. — Слушай, чего ты тут стоишь, уши греешь? У нас с матерью… — Будто споткнувшись на слове, он на мгновение замолк, а затем исправился: — У нас с мамой свои дела, семейные, и ты здесь лишняя. Забирай свои банки-склянки и проваливай, сестра милосердия, а не то я тебе их сейчас на голову одену.
— Семейка… — Губы Ирины скривились. — Живучие, как кошки, ничего вас не берёт. Да катитесь вы ко всем чертям, оба! — в сердцах выкрикнула она и, полоснув по матери с сыном ненавидящим взглядом, громко хлопнув дверью, выбежала из палаты.
—
— Да, сынок, что-то ты оплошал, — тепло улыбнулась Надежда.
— Ну, ничего, я исправлюсь, обещаю тебе. — Семён секунду помедлил, посмотрел в глаза матери, а потом протянул руку и впервые за последние полгода коснулся её руки.
— Лидия, ты дома? — Леонид напряжённо вслушался в тишину, царящую в квартире Загорской.
Ни в одной из комнат свет не горел, и даже на кухне, где всегда по вечерам была включена лампочка электрической подсветки, оказалось абсолютно темно. Нерешительно переступив порог, Тополь вытащил ключ из замочной скважины, тихонько прикрыл дверь, щёлкнул выключателем и невольно вздрогнул: в конусе света, падавшего из прихожей в гостиную, показалась рука Лидии, безжизненно свисавшая с дивана.
Ёкнув, сердце Леонида сделало один большой скачок и остановилось, а в голову бросилась оглушительно горячечная волна крови, которая тут же залила его шею и щёки алым. Чувствуя, как, приварившись, подошвы ботинок буквально приросли к полу, Тополь испуганно сглотнул, облизал губы и, боясь пошевельнуться, застыл на месте.
— Лидия?.. — Скользнув по пыльным бархатным шторам, шёпот Тополя мягко скатился на ободранные дощечки давно нециклеванного паркета и, низко прошуршав, растворился в пугающей тишине квартиры.
За свою почти полувековую жизнь Тополь успел многое: меняя жён как перчатки, он состоял в официальном браке вот уже в пятый раз, и, признаться, нисколько не раскаивался в том, что провёл лучшие дни своей жизни столь бурно. Не имея привычки сожалеть о том, чего уже не исправить, он почти никогда не вспоминал своих бывших, разве что в тот момент, когда, расписываясь за получаемые в зарплату деньги, видел графу отчислений по исполнительному листу в пользу маленьких Тополей, так некстати наплодившихся за два последних десятилетия. Четырежды разведённый, в общей сложности многодетный, он был готов к любому повороту судьбы, от нового развода до очередной женитьбы, но никогда, даже в страшном сне, не мог вообразить себе перспективу остаться вдовцом.
— Лидия, ты жива?
Представив себе мертвенно-бледное лицо и застывшие, закатившиеся глаза Загорской, Тополь передёрнулся и почувствовал, как его ладони покрываются липким потом. Только этого ему не хватало! Прилипнув к спине, желудок Тополя мелко-мелко затрясся, и к горлу, помимо воли, подступила противная тошнота. — Лида… — На ватных ногах он сделал несколько шагов по направлению к гостиной.
— Сними ботинки, ты же не в гостинице! — Внезапно мёртвая рука шевельнулась, и от неожиданности Тополь дёрнулся всем телом. — Что ты стоишь, поди сними свои лыжи, с них сейчас натечёт целая лужа!