Иллюзия любви. Ледяное сердце

Дрёмова Ольга Валерьевна

— Да он к этому имуществу никаким боком не относится! — вспылил Леонид.

— Это мы с тобой знаем, а для суда он — хозяин проданной квартиры, их лирика не интересует, понимаешь? Есть эмоции, и есть факты. Пятьдесят, шестьдесят, семьдесят… — принялся пересчитывать имеющуюся наличность Черемисин. — Для суда твои душевные переживания… сто… не представляют ровно никакого интереса. Сто двадцать пять, сто тридцать… Их на жалость не пробьёшь.

— Но по-человечески меня понять можно?! — с обидой проговорил

Леонид.

— По-человечески — да, но в суде нет такого критерия — «по-человечески». У них один критерий — закон, а Семён не совершил ничего, что бы противоречило закону. — Отсчитав нужную сумму, Александр обратился к продавщице: — Девушка, можно вас на минуточку?

— Вы решили, что будете брать? — Встав со стула, девушка мило улыбнулась и подошла к прилавку, возле которого стояли приятели.

— Будьте так добры, покажите вот это колечко.

— С турмалином? Девятнадцатое?

— Да, его. — Взяв в руки кольцо, Черемисин внимательно осмотрел его со всех сторон и протянул обратно девушке со словами: — Я его возьму. Выпишите, пожалуйста, чек.

— Хорошо. — Продавщица что-то быстро написала на узеньком бланке. — Пожалуйста, в кассу, и не забудьте проставить на обратной стороне печать. Коробочку брать будете?

— А как же, — улыбнулся Александр.

— Синюю или красную?

— Синюю или красную? — Черемисин обернулся к Тополю.

— А какая из них дешевле? — Будто боясь пропустить ответ, Леонид вытянул шею.

— Они в одну цену, — слегка усмехнулась девушка.

— Тогда бери синюю, она богаче смотрится, — посоветовал Тополь.

— Хорошо, с вас сорок рублей. Давайте чек, я впишу.

— Сколько-сколько?! А чего ж не четыреста? — потрясённо протянул Тополь и поднял на продавщицу обалделый взгляд. — Сань, сдалась тебе эта коробочка! Я знаю Нину, она не обидится, если кольцо будет в пакетике.

— Что-то ты, Лёнь, совсем заэкономился. — Александр протянул девушке чек.

— Тут заэкономишься… — От жалости к себе, несчастному, губы Тополя вдруг задрожали. — Знаешь, чего мне сейчас больше всего хочется?

— Чего? — Взяв чек, Черемисин двинулся к кассе.

— Ты даже не можешь себе представить, как бы мне хотелось встретиться с этим щенком, моим сынулей, лицом к лицу, чтобы он посмотрел мне в глаза, подлец! Три месяца, мерзавец, прячется за Надькину юбку! Если бы я только его встретил, я бы ему, как курёнку, не задумываясь, свернул шею, и поверь, во мне бы ничегошеньки не дрогнуло.

— Н-да… — Черемисин подошёл к очереди в кассу. — Молодой человек, вы крайний?

— Я. — Парень обернулся, и вдруг его лицо стало белее простыни. — Отец? — едва шевеля губами, прошептал он.

— Ну, вот и встретились… сынок, — зло процедил Леонид и обернулся к приятелю: — Познакомься, Саня, это Семён Леонидович

Тополь, мой сын и… наследник. Прошу любить и жаловать.

* * *

— Что у тебя случилось, Лидочка?! — Альбина с беспокойством вгляделась в отёкшее от слёз лицо подруги. — Я ничего не могла разобрать по телефону. Скажи мне толком, что произошло?

— Всё пропало… — хрипло проговорила Загорская. Пытаясь удержаться от слёз, она закусила губу и, прижимая к носу скомканный влажный платочек, всхлипнула: — Он всё забрал!

— Что?.. О чём ты говоришь? Опустившись на диван рядом с подругой, Кусочкина попыталась заглянуть ей в глаза, но, замотав головой, Лидия ещё крепче прижала платок к лицу, и из её груди вырвалось сдавленное рыдание.

— У него были ключи, понимаешь?.. Когда я его выперла, у меня и в голове не было, что этот урод уже догадался сделать с них… сделать с них дублика-а-ат… И теперь… Аля! Он обобрал меня дочиста!

— Кто? Тополь?! — обалдела Кусочкина.

— А кто же ещё?! — От нахлынувшей злости слёзы Лидии вмиг куда-то исчезли, и она с ненавистью полыхнула глазами. Когда он уходил, то бросил мне в лицо, что ещё посчитается со мной за всё, но я даже не могла подумать, про что он говорит! — Кривя свои полные вишнёвые губы, Загорская теребила многострадальный батистовый платок, теперь напоминавший серую измятую тряпку. — Когда я вышвырнула на лестничную клетку его паршивые чемоданы, он даже зарычал от досады! А потом достал связку с ключами и со всей силы запустил ею в мою дверь! А я-то, дура, ещё обрадовалась, что ключики опять у меня в кармане!

— Чего ж ты за столько месяцев не вставила другие замки? — Альбина достала из кармана чистый носовой платок и протянула подруге.

— Да мне и в голову не приходило, что он на такое решится! — Лидия отбросила мокрый платок в угол дивана, но он перелетел через спинку и упал куда-то на пол. Сухо всхлипнув, она безразлично посмотрела ему вслед и едва заметно дёрнула рукой. — У него же кишка тонка, он же тля, он же ничего из себя не представлял. Кто же знал, что он сумеет набраться наглости настолько, чтобы заявиться в мой дом и выгрести всё подчистую?!

— И много он забрал?

— Всё! — хрипло выдохнула Лидия. — Всё, что можно было распихать по карманам!

— Значит, ни техники, ни книг… — начала Кусочкина.

— Какие, к чёрту, книги?! Кому они сейчас нужны, твои книги?! Макулатура! — взвизгнула Загорская. — Куда он их денет, в «Букинист» понесёт сдавать, что ли?! На черта они ему сдались?!

— Лида, успокойся. — Видя, что подруга находится на грани истерики, Альбина встала и, достав из серванта специальную серебряную рюмочку, приспособленную Лидией под капли, отправилась на кухню за корвалолом.