Иллюзия любви. Сломанные крылья
Шрифт:
— Ты поступил подло!
— Прости, тебя не спросил, — Тополь взял разделочную доску, достал батон и принялся нарезать хлеб. — Надо же, до чего дожили! Я обязан в своём собственном доме сидеть голодным, а какие-то девицы будут торчать на моей кухне, городить всякую дурь и жрать ложками моё варенье! Да как ты вообще могла пригласить этих уродин в наш дом? Ты хоть слышала, какую чушь они пороли?
— С этими девчонками я проучилась в школе десять лет! — Настя едва сдерживалась, чтобы не разреветься. — Прежде чем выталкивать их из дома, хоть бы обо
— Да что бы ни сказали, какая разница? Тебя абсолютно не должно интересовать мнение этих вертихвосток, — Тополь нахмурился и стукнул по столу кулаком. — Тебе нужно думать о рождении будущего ребёнка, о нашей семье, а не о том, как бы, задрав хвост, умотать из дома на гулянку! Думаешь, я не слышал, что они говорили?!
— Да как же ты не понимаешь? После того, что произошло сегодня, они ко мне больше никогда не приедут! Никогда! — в отчаянии прокричала Настя.
— Вот и отлично, ни к чему тебе такие подружки, — спокойно ответил Леонид.
— Но я же совсем одна среди этих четырёх стен, как в тюрьме! Я же целыми днями не слышу человеческого голоса!
— Включи телевизор, — Тополь отломил вилкой кусок котлеты и неторопливо отправил его в рот.
— Я скоро сойду с ума! — Настя бессильно опустилась на табуретку, и по её щекам покатились долго сдерживаемые слёзы. — И это ты называешь любовью?
— Любовь здесь ни при чём, моя дорогая. Когда ты выходила замуж, ты отдавала себе отчёт в том, что твоя жизнь должна кардинально измениться. «Сойду с ума»… Зачем такие крайности? Я понимаю, ласточка, как тебе сейчас нелегко, но нам осталось потерпеть совсем чуточку. В мае родится ребёнок, и всё станет иначе, вот увидишь! — Тополь ласково улыбнулся жене. — Как только появится малыш, тебе самой будет не до этих пустышек. Вот увидишь, всё изменится, всё обязательно изменится, и ты ещё сама скажешь мне спасибо за то, что сегодня я выгнал этих бездельниц.
— Не нужно было этого делать, — тихо всхлипнула Настя.
— Какая же ты ещё у меня маленькая! — чувствуя, что последнее слово осталось за ним, Леонид довольно растянул губы и погладил жену по руке. — Я знаю, у нас с тобой всё будет хорошо, вот увидишь, только нужно ещё совсем чуточку потерпеть. Ты мне веришь?
Секунду помедлив, Настя кивнула, и Леонид ощутил, как за его спиной снова выросли крылья.
— Мама, сегодня Ира останется у меня, — Семён прислонился к косяку кухонной двери и посмотрел матери в глаза.
— Это вопрос или сообщение? — улыбка далась Надежде с трудом.
— Ни то ни другое, — по мимике матери понять её реакцию было невозможно, и, ожидая худшего, Семён напрягся. — Мам, я уже взрослый человек, мне скоро исполнится девятнадцать, и то, что происходит сегодня…
— Сём, разве я сказала «нет»? — Надежда ласково посмотрела на сына и, подойдя, коснулась рукой его волнистых волос. — Признаться честно, я давно была готова к такому повороту событий. Мы с тобой достаточно близкие люди, чтобы заставлять друг друга лгать
— Такой второй, как ты, нет на целом свете! — глаза Семёна засияли признательностью. Обняв мать, он нежно поцеловал её в щёку и торопливо вышел из кухни.
Продолжая улыбаться, Надежда смела с обеденного стола оставшиеся после ужина крошки, но до мусорного ведра так их и не донесла. Беззвучно всхлипнув, она тяжело опустилась на табуретку, безвольно уронила руки на колени, её плечи поникли. Сказать вслух можно всё что угодно, но обмануть себя не так-то просто. Много раз проигрывая подобную ситуацию в уме, она заранее подготовила нужные слова и даже сумела их произнести, но от того, что она смогла это сделать, сердцу было не легче.
То, что когда-нибудь наступит момент, когда ей придётся разделить своего мальчика с другой женщиной, она понимала прекрасно. Но от этого понимания легче не становилось. Захлёбываясь от ревности и боли, материнское сердце рвалось на тысячу мелких кусочков, и с этим ничего не поделаешь.
Много лет назад, когда, предав и обманув её, Леонид уходил к другой женщине, Наде казалось, что сильнее той боли, которую она испытывала тогда, просто не может быть. Но сейчас она чувствовала, что всё произошедшее шестнадцать лет назад, не идёт ни в какое сравнение с тем, что ей предстоит пережить теперь.
Если бы Надежда знала, что та, другая, оставшаяся в их квартире на ночь, не значит для её мальчика ничего, она бы перенесла её вторжение в их дом с лёгким сердцем и даже сама постелила бы ей постель. Но знать наверняка она этого не могла, и оттого её материнская душа плакала навзрыд.
— Мам, ты чего? — неожиданно плеча Надежды коснулась рука Семёна. — Тебе нехорошо?
— Да нет, сынок, всё в порядке, — заставив себя улыбнуться, Надежда встала, стряхнула с тряпки крошки в мусорное ведро и включила горячую воду.
— Как это в порядке, если я вижу, что нет? — обеспокоенно проговорил Семён и, подойдя к матери, заглянул ей в лицо. — Ты что, расстроилась из-за Ирки?
— Не говори глупостей, — Надежда взялась за флакон с моющим средством. — Чего-то я сегодня устала, даже сама не знаю почему. Лягу-ка я пораньше спать, как ты считаешь?
— Мам, неужели ты думаешь, что я слепой? — Семён забрал из её рук мыльную губку. — Если тебе неприятно присутствие этой девчонки в нашем доме, я могу её выгнать сию же секунду, ты только скажи.
— Как это «выгнать», на дворе же почти ночь? — прошептала Надежда и тут же почувствовала, как режущая боль начала потихоньку отступать. — И потом, зачем же обижать человека: сначала ты попросил её остаться, теперь собираешься выгонять. Так не делают.
— Ну, во-первых, я её ни о чём не просил, она сама навязалась, — пожал плечами сын. — А во-вторых, твоё спокойствие для меня гораздо важнее, чем её обиды.
— Ты так говоришь, будто она для тебя ничего не значит, — Надежда выглянула в коридор, соединяющий прихожую с кухней.