Иллюзия риска
Шрифт:
В глубине души Толику не хотелось подставлять брата. Но мать умела давить. Умела найти рычаги. Умела влиять на него. И он сдался. Понимал, что слабак. А все равно сдался.
Емельяна согласно кивнула, и Толя приблизился к девушке.
– Ты пожалеешь, Анатолий, - были ее первые слова.
Толя засмеялся. Но смех получился тихим, скорее хихиканьем. Даже где-то стало самому противно. И жарко.
Девка будила в нем самые грязные желания.
Арканов стащил испачканный в собственной крови свитер. Бросил на пол. Но жар
Толя взглянул на сад. Шагнуть? Этаж ведь всего второй. Внизу – мягкий сугроб. Сколько раз Арканов вот так смывался из дома к друзьям? Крал ключи от машин, разбивал тачки в уличных гонках. И ведь почти всегда Дан вытаскивал его из очередного дерьма, куда Толик умудрялся вляпаться в завидной регулярностью.
– Выходит, что я хреновый брат, - желчь разлилась по венам, и Толя шумно выдохнул. – Мать ненавидит Данила. А он всегда был лучшим. Лучше меня.
Емельяна моргнула. Ледяной ветер забрасывал снег через распахнутое окно, но Арканов не шевелился.
– Чего смотришь? – Толик повернулся к Емельяне. На миг ей показалось, что его взгляд стал осмысленным, но потом его вновь заволокло туманом.
– Анатолий! – на пороге комнаты появилась хозяйка особняка. – Оставь нас на минутку!
Емельяна поежилась от ледяного взгляда женщины. И если Арканову она могла вмазать, то бить его мегеру-мать не очень хотела. А узел тем временем на ее запястье почти ослаб, и вот-вот Емелька окажется на свободе. Она не собиралась бездействовать и ждать, когда вся Аркановская семейка решит прикончить ее без свидетелей.
– Почему ты ненавидишь Данила? – вдруг спросил Толик у матери, словно что-то вспомнил.
Парень отошел от окна и, пошатываясь, двинулся в сторону кресла. Долгожданные крылья уже стремительно разворачивались за его спиной. Совсем чуть-чуть и он взлетит.
– А ты, стало быть, не в курсе? – хмыкнула Емельяна.
Амалия Павловна изогнула аристократичную бровь. Слегка ударила тростью о пол, повелевая девчонке молчать. Но Емельяна не хотела слушать эту старую грымзу.
– Амалия Павловна? Вы позабыли рассказать Толику всю правду? – Емелька широко улыбнулась, ехидно и с вызовом. – Очень выгодно, да?
– Ты о чем? – пробормотал Толик, откидывая голову на спинку кресла.
– Тайна рождения Данила, - подсказала Емельяна, а Амалия Павловна зло прищурилась.
– Заткнись, паршивка! – воскликнула женщина, приближаясь к пленнице.
– Иначе что? – ухмыльнулась Емельяна, запястья горели огнем, но они уже были свободны от пут. Дело за малым – прибить тростью грымзу, нокаутировать полудохлого наркомана и смотаться домой. И не дай Бог Марк не выжил! Тогда она вернется со всеми охранниками крестного, отцом и командой Дана и снесет весь особняк к чертовой матери до самого фундамента!
– Иначе я отдам тебя человеку,
Емельяна хихикнула, кажется, даже хрюкнула. Потом не смогла сдержаться. Ее грудь распирало от безудержного смеха. Где-то в глубине души ей даже стало жаль эту тетку. Совсем чуть-чуть. Надо же, живет себе мадам Гадюка и не в курсе последних новостей суточной давности. Даже обидно.
– Конюхову? – посмеиваясь, предположила Емеля. И, дождавшись, когда на лице гадюки промелькнет замешательство, продолжила: - Так ему сейчас глубоко безразлично. Очень глубоко. Настолько глубоко, что не страшен ему ни мороз, ни стужа. Думаю, метра три под землей он сейчас, если не больше.
– Что за бред?! – рявкнула Арканова.
– Почему сразу бред? – искренне удивилась Емельяна. – Информация из первых уст. Странно, что вы ничего не знаете. А Дан говорил, что вы с Заказчиком связаны.
– Говорил? – переспросила Амалия Павловна, но минутное замешательство прошло, и женщина надменно вскинула голову: - Данил больше ничего не скажет. И никогда уже не покинет стен клиники. В эту минуту до него добрался мой человек. А единственный наследник всего его имущества – ты.
– Думаете, Дана так легко убить? – фыркнула Емельян. – Да и от меня вам пользы немного.
– Что может быть сложного в том, чтобы отключить приборы, которые помогают ему дышать? – коварно улыбнулась Амалия Павловна. – Все решат, и его подружка Избушкина в том числе, что мальчишка просто сдался.
– Амалия Павловна, скажите, а как вам, такой стерве, живется на белом свете? – хмыкнула Емельяна. – Блевать не тянет, когда смотрите на себя в зеркало по утрам?
– Ах ты, потаскуха! – рявкнула Арканова. Женщина уже приблизилась на достаточное расстояние к девчонке и занесла трость для удара.
Емельяна поняла, что вот он – тот самый момент. Увернувшись, подскочила на ноги. Руками, не связанными путами, Емельяна перехватила трость и с силой дернула. Старуха не ожидала таких действий. И пошатнулась.
– Скажи, ты хоть немного любила Дана? – тихо спросила Емельяна. – Он ведь очень хороший. Был предан семье, пока вы не предали его!
Взгляд женщины застыл на сидящем напротив Анатолии. Он вяло следил за событиями. Плачевное зрелище. И Амалии Павловне было больно и стыдно видеть родного сына таким.
– Он не родной мне! – словно оправдываясь, пробормотала Арканова. – Был не родным. И никто об этом теперь не узнает.
Емельяна рассмеялась. Ей очень хотелось этой самой тростью пройтись прямо по хребту женщины, возомнившей себя всемогущей. Женщины, которая лишила Данила любящей матери и крепкой семьи. И которая собиралась лишить его еще и жизни.
– Он знает! – с триумфом произнесла Емельяна. – Более того, мама, брат и отчим любят его. И всегда защитят. Они семья. А где ваша семья, Амалия Павловна?