Иллюзия страха
Шрифт:
— Нас не было, когда он напал. Да и как он мог узнать, что мы здесь? — высказалась Маша. — Софья Эдуардовна сказала, что камеры в доме отключены.
— Это так, — подтвердил Марк и крепче прижал к себе до сих пор дрожащую от холода и адреналина Машу.
— Демон, ты или отец не переходили дорогу Чернышову? — с сарказмом спросил Константинов.
— Ему нет, — ответил за Марка Иван. — Зато сегодня перешёл дорогу отморозку, а этот силён.
— Хочешь сказать, что это Морозов, а не Чернышов? — понял брови Константинов. — Ворон,
— Но ведь Чернышов шестёрка, — обвел всех взглядом Кирилл и, встав начал прохаживаться перед ними, нервно потирая костяшки пальцев. — Уровень его сущности — шесть! Он не мог победить ее! Никак не мог.
— Но он начал ее пить, значит, может победить любого! — горячо возразил Марк.
— Я пока ничего не понимаю, — признался Кирилл.
И тут ему позвонили. Он принял вызов, несколько минут слушал собеседника. Затем тяжело вздохнул и замахнулся смартфоном, будто решил разбить его об стену.
— Калинин? — потребовал ответа Константинов, хотя все уже поняли, что скажет Кирилл.
— Новый труп. Мужчина, семёрка, — ответил Кирилл.
— Та-а-ак, — поднялся Константинов. — Вы трое идите. Я остаюсь тут до возвращения Голицыных. На Демона-старшего никто нападать не будет. В этом я уверен.
Марк с Иваном было запротестовали, но Константинова было не переубедить. Пришлось подчиниться.
Близился вечер. Лиза спала у себя, а Маша сидела на кровати и крутила в пальцах одну из колб с отваром из кофуку. Со всеми этими событиями она совершенно забыла о нем и о том, что узнала от Крапивницкого.
С Марком поговорить не удалось. Константинов прилип к телефону, а вернувшиеся домой Голицыны ее пугали. Она узнала, что отца Марка называют Демоном-страшим и он оправдывал это прозвище.
На вид строгий, неразговорчивый, со взглядом матёрого хищника он смотрел так, будто готов был свернуть ей шею за любую оплошность. А Софья Эдуардовна, получив в Еленовке дозу успокоительного, так и не выходила из своей спальни.
Затем Константинов ушел, и Голицын вежливо, но властно отправил девушек отдыхать.
Это происшествие напугало Машу. Очень сильно напугало. Она весь вечер размышляла над этим, и оказалось, что от испуга не помнила некоторых моментов. Например, когда успела разбить две дорогущие вазы. Об этом ей напомнила Софья Эдуардовна, правда, с улыбкой, сказав, что вазы и люстры всего лишь вещи. А вот жизнь акудзина, человека и любого другого существа — есть главная ценность в этом мире.
И теперь Маша, оставшись наедине с собой, решила, что как только Марк объявится, она обязательно поведает ему и о поездке в музей, и о том, что запах, пропитавший его кухню, издавал вовсе не неудачный кулинарный эксперимент.
Маша все крутила и крутила колбу в пальцах. В какой-то момент возбуждение и интерес одолели здравый смысл, и она, отвинтив крышку, залпом выпила отвар.
Горечь тут разлилась во рту, обожгла глотку.
— Все в порядке? — раздался за дверью голос Голицына.
— Да, все хорошо! — прохрипела Маша. — Похоже простыла.
— Может, стоит показаться врачу? Могу перенести в Еленовку.
— Нет, не стоит. Правда, все в порядке, — Маша постаралась придать голосу беззаботность.
Но дверь внезапно отворилась, и Голицын замер на пороге, пристально разглядывая Машу.
— Мы — акудзины, девочка, — строго сказал он. — Мы чувствуем эмоции людей. А сильные акудзины чувствуют их даже слишком тонко. Не стоит юлить, ибо твой спектр эмоций такой яркий, что меня начинает тошнить. Ещё раз спрашиваю: все в порядке?
— Все в порядке, — дерзко ответила Маша.
Мало ей Марка, который читает ее как открытую книгу, так ещё теперь и его отец смотрит на нее, как на загнанную в угол зверушку.
— Попрошу Лилию принести тебе чая с малиной, — бросил он и закрыл дверь.
Маша выдохнула. Снова забралась на кровать с ногами. Дышать стало легче, но горечь во рту до сих пор чувствовалась. Она сделала несколько глубоких вдохов и закрыла глаза. Обругала себя за дурость и необдуманный поступок, но мысли быстро перескочили на выпитое варево.
Она не знала не только подействует ли оно, но и не понимала, действует ли оно вообще. Одинаково на него реагируют люди и акудзины? Если оно действует на людей, что она должна почувствовать, когда наступит эффект, и как долго он будет длиться? И ещё с десяток очень важных вопросов, о которых стоило подумать прежде, чем пить этот адский кисель.
Ее затрясло от осознания собственной глупости. А вдруг она умрет от выпитого отвара? Он же предназначен только для наружного применения.
В дверь постучали, и она тут же приоткрылась. На пороге стояла домработница с подносом, на котором стояла легко парящая кружка и вазочка с вареньем.
Женщина улыбнулась Маше и подошла. Поставила поднос на тумбочку и начала щебетать о том, что бедные девочки сегодня устали, столько было страшных событий. Маньяк вообще обнаглел — это же надо заявиться к самим Голицыным, словно он бессмертный. И ещё много чего, что Маша пропустила мимо ушей, потому что смотрела на маленький светящийся серебром шарик, который видела внутри женщины прямо под сердцем.
Маша видела сущность. И это было настолько необычно, что ее окатила волна страха. Она как заворожённая смотрела на то, что давало акудзинам силы, и не понимала, что дальше. Сглотнула ком в горле и мысленно потянулась к сущности.
Та словно услышала ее и отозвалась. Тонкий серебристый ручеек потянулся к Маше, но тут в голову ворвался взволнованный голос женщины:
— Маша! Мария! Вы меня слышите?!
— А? — Маша подняла глаза на домработницу, которая испуганно глядела на нее.