Иллюзия жизни

Черненок Михаил Яковлевич

– Наверное, по доверенности, – сказал следователь Лимакин и продолжил: – В телефонном справочнике райцентра есть двое Царьковых. Царьков Г.В. действительно проживает на Кедровой, а Царькова С.М. – на улице Гражданской. Я пытался дозвониться до них, однако оба телефона упорно молчат, хотя гудки вызова идут исправно. Ни Разина, ни Дразина в телефонном справочнике нет. Завтра нужно поискать его через паспортную службу милиции. – Лимакин встретился взглядом с Голубевым. – Придется, Слава, тебе этим заняться.

Голубев шутливо нахмурился:

– Вы,

гражданин следователь, без меня, как без рук.

– Скорее как без ног. Ты же оперативник, тебя ноги кормят, – миролюбиво ответил Лимакин.

– Поддерживаешь мою версию?

– На иную пока намека нет. Находящиеся возле леса автомобили от молнии свечкой не вспыхивают. – Следователь глянул на эксперта-криминалиста. – Так ведь, Лен?..

Тимохина утвердительно наклонила голову:

– Судя по обугленному до костей трупу и выгоревшему дотла салону «тойоты», в нее перед тем, как поджечь, влили не меньше десяти литров бензина. Поэтому она и вспыхнула свечкой.

– Лена, а что ты думаешь об автомобильном следе, который придавил траву от места происшествия до щебеночной дороги? – спросил Голубев.

– Лишь то, что принадлежит он импортному джипу.

– Наши отечественные ни УАЗ, ни «Нива» не подходят?

– Не подходят, Славочка. У них скаты намного уже импортных внедорожников.

– Что, по-твоему, может вывести нас на преступников?

Тимохина достала из кофра целлофановый пакет со связкой ключей. Положив его на столик перед Голубевым, сказала:

– Только вот это…

Голубев будто удивился:

– Смотри-ка, совсем не обгоревшие!

– Они в пяти метрах от «тойоты» в траве лежали.

– Интересно, кто их обронил: преступники или потерпевший?

– На этот вопрос, Славочка, постарайся ответить сам. Ты ведь у нас смекалистый опер.

Голубев наигранно вздохнул:

– Что вы будете делать, когда уйду на пенсию? Зачахнете без моей смекалки.

– Не покидай ты нас, голубчик… – с цыганским надрывом внезапно пропел молчавший до этого судмедэксперт.

Слава всплеснул руками:

– Какой талант прорезался! Пой, Боря, дальше, пой!

– Дальше слов не знаю, – буркнул Медников.

Бирюков улыбнулся:

– Задремал, доктор?

– Убаюкали мрачные рассуждения. Уж полночь близится, а истины все нет. Сказать хочу.

– Говори.

– София Михайловна Царькова с улицы Гражданской мне знакома. В прошлом году, замещая ушедшего в отпуск хирурга, я удалял ей воспалившийся аппендикс.

– Кто она?

– Весьма приятная молодая дама сексапильного дизайна.

– И только?

– Разве этого мало?

– Для полного впечатления маловато.

– Даю подробную ориентировку. Возраст чуть за тридцать. Умна и обаятельна. Закончила торговый институт. Успешно занимается бизнесом. Три года назад, когда киллеры застрелили райцентровского виноторговца Всеволода Красноперова, выкупила ставший бесхозным магазин и первым делом заменила длиннющую вывеску «Французские вина и коньяки» на лаконичную «Три мушкетера».

Год спустя за бесценок приобрела на улице Гражданской избушку-развалюшку. На этой усадьбе отгрохала двухэтажный коттедж из красного шлифованного кирпича с колоннами, мраморными дорожками, сауной и другими надворными постройками похлеще, чем у нашего главы районной администрации. Мастерски управляет новейшим «мерседесом». С мужем, хотя неофициально разведена, поддерживает дружеские отношения.

– А кто этот муж? – вставил вопрос Лимакин. – Не владелец сгоревшей «тойоты» Георгий Васильевич Царьков?

– Чего не ведаю, о том умолчу.

– Почему развелись, тоже не знаешь?

– Я свататься к пациентке не собирался и в ее семейные нюансы не вникал. Сама София Михайловна на эту тему передо мной не исповедовалась. Правда, однажды, когда бывший супруг приволок ей огромный пакет с продуктами, которых на неделю хватило всей палате, смущенно сказала, что он – участник афганских событий советского периода. Был контужен и в последнее время у него «что-то с головой».

– Видел его?

– Мельком. Стройный кудрявый блондин, чем-то смахивающий на Сергея Есенина.

В разговор вмешался Голубев:

– По словам кладбищенского сторожа, «непризнанный гений», поминавший погибшего в Афгане дружка, тоже был блондином, со «светлой, будто льняной, шевелюрой».

– Он не Царьковым назвался, а Разиным или Дразиным, – возразил Лимакин.

– Может, это его псевдоним?

– Под псевдонимом обычно прячутся халтурщики. Разин же считал себя гением.

– Да он из чувства юмора мог ляпнуть насчет гениальности. Постараюсь этот вопрос завтра выяснить.

– Обязательно выясни.

– Еще, Слава, надо срочно отыскать красный «запорожец» с двумя белыми полосками на заднем стекле, – сказал Бирюков. – Возможно, его водитель окажется более осведомленным свидетелем, чем кладбищенский сторож.

– На прошлой неделе этот «полосатик» минут двадцать мне глаза мозолил, – флегматично изрек Медников.

– Где?! – враз спросили Лимакин с Голубевым.

– В автомобильной очереди у железнодорожного переезда. Поехал на бензоколонку заправить свой жигуль и следом за красным «запорожцем» попал в затор. Пока ждал прохода товарняков в оба направления, любовался красивыми размашистыми надписями на продолговатых полосах ватмана, наклеенных на заднее стекло изнутри салона. На верхней полосе написано: «Удачи тебе, браток!», на нижней: «Вырасту – стану джипом».

Голубев оживился:

– Госномер «запорожца» не усек?

– Насчет номера, каюсь, сплоховал. Игривые надписи наизусть учил.

– За рулем кто сидел?

– Худощавый молодой паренек в джинсовой куртке и с аккуратно подстриженным затылком. Лицо, разумеется, сквозь затылок не разглядел.

– Волосы какие?

– Русые.

– Судя по надписям, с юмором парень.

– Похоже, что не зануда.

– Заключение медэкспертизы когда сделаешь? – спросил Бирюков.

– Завтра к полудню.