Илья Ильф, Евгений Петров. Книга 2
Шрифт:
Торговля между тем окончилась, продавцы снимали с рук кожаные раструбы. Кассирша подсчитывала выручку. Потушили лишний свет. В магазине сразу стало просторно и почему-то особенно сильно запахло колбасой. Прошло еще несколько минут. Кассирша закончила подсчет. Продавцы разошлись по домам.
— Закрывать, что ли? — спросил сторож, появляясь в дверях.
— Сейчас иду.
И кассирша, распрямив спину после трудового дня, вышла на улицу.
В это время Обуялов, облокотившись на телефонную коробку и изящно изогнувшись, мурлыкал:
— Вы прелестны,
Ах, молодость, молодость!
Обуялов чувствовал себя бодрым и свежим. Он почти физически представлял себе, как он, румяный, весь в мелких дождевых каплях, ворвется с прелестной Ниночкой в комнату Мэри Пароконской, как вывалит на сундук огромный пакет с бутылками и снедью и крикнет… Да. Что он крикнет? Нужно крикнуть что-нибудь залихватское и вместе с тем остроумное. Обязательно остроумное… Да, да… Он крикнет:
— С новой водкой, с новым счастьем!
Все это промелькнуло в мозгу Обуялова в течение одной секунды.
— Пока! — сказал он, повесил трубку и, ликуя, вышел в магазин.
В первую минуту Обуялов не понял, что произошло. Он подошел к прилавку и забарабанил пальцами по стеклу, за которым лежали колбасы и окорока. Потом огляделся по сторонам и почувствовал, что леденеет. Магазин был пуст. На потолке светилась одна лампочка слабого накала.
— Здесь есть кто-нибудь? — крикнул Обуялов.
Он не узнал своего голоса, такой он был тонкий и дрожащий.
Магазин молчал.
Обуялов бросился к двери. Дверь была заперта.
— Что же это будет? — спросил он вслух.
Но ответа не получил. С мраморной стойки глядели на него мертвыми глазами большие серебристые рыбы. Восковые поросята тянулись к нему мертвыми пятачками. На полках загадочно мерцали консервные банки и винные бутылки. Обуялов почувствовал себя заживо похороненным. Это ощущение дополнял сильнейший запах колбасы.
Обуялов забегал по магазину.
«Что делать? Что? Что? — в отчаянии думал он. — Не может быть, чтобы я — такой элегантный, такой красивый — пропадал здесь в то время, как у этой дуры Пароконской танцуют и веселятся. Нужно что-нибудь придумать. Как можно скорее. Немедленно. Стучать в двери? Кричать? Сбежится народ. Подумает, что налетчик. Иди потом доказывай… Ба! Позвоню в милицию и расскажу им
Обуялов двинулся к автомату. У него был один-единственный гривенник, да и тот отыскался где-то в подкладке.
Тщательно освободив его от грязной ваты и сдунув последние пылинки, Обуялов вошел в будку.
С последним гривенником нужно было быть особенно осторожным.
Он взял трубку. Телефонистка сообщила ему свой номер.
— Пожалуйста, соедините меня с милицией! — заискивающе сказал Обуялов.
— Опустите монету.
— Слушайте! Вы слушаете? У меня последний гривенник.
— Опустите монету.
— Я опускаю. Имейте в виду. Не спутайте там чего-нибудь. Меня заперли. Гривенник — мое единственное спасе…
— Опустите вы монету или нет?
Обуялов опустил гривенник.
— Уже опустил.
— Опустите монету!
— Да опустил я уже. Слышите? Опустил… Гражданка!
Сигнала не было.
— Ей-богу, опустил! Миленькая! Дорогая! Опустил! Стерва!..
— Автомат испорчен, — сказала телефонистка. — Повесьте трубку.
— Эй! — завопил Обуялов. — Как вас там! Барышня! Э-э-эй!
Ответа не было.
— Сволочь! — сказал Обуялов. — Дура!
Ответа не было.
Обуялов попытался исправить положение.
— Слушайте. Клянусь вам, что я погибаю. Что у вас в груди — сердце или камень?
Обуялов прислушался. Ответа не было. Его больше не слушали.
Вопрос о содержимом грудной клетки телефонистки так и остался невыясненным.
— Тьфу! Тьфу! Тьфу!
Обуялов с наслаждением наплевал в трубку, повесил ее и сейчас же снова снял.
В трубку была слышна радиопередача. Заканчивался последний акт «Евгения Онегина».
— Спасите! — крикнул Обуялов козлиным голосом. — Эй, вы, там, на телефонной станции! Спасите человека!
«О, жалкий жребий мой!» — спел в ответ Онегин, после чего противный голос радиоконферансье заявил:
— Трансляция из Большого театра закончена. Объяснения давал профессор Чемоданов.
Обуялов оборвал трубку, бросил ее на пол и долго топтал ногами. Его охватило бешенство. Он выскочил в магазин, ударил кулаком поросенка и закричал:
— С новой водкой, с новым счастьем!
Потом долго плакал, уткнувшись лицом в балык и содрогаясь всем телом.
Утром служащие магазина были чрезвычайно удивлены. На стойке, подложив под голову окорок и укрывшись замасленным пальто, спал неизвестный человек. От человека сильно пахло рыбой. Спал он неспокойно: дергался всем телом и всхлипывал.
Коричневый город
Когда все опасности, связанные с головокружительным спуском в долину Арагвы, миновали, мой сосед (светлые очки, рыжеватая бородка и матерчатая шляпка с детской пуговкой на макушке) поворотил в мою сторону напряженное лицо и, придерживая очки, сказал: