Илья Ильф, Евгений Петров. Книга 2
Шрифт:
— Это дело известное, — сухо сказал Еврипидов, — но не в этом суть… Сколько уборных?
— Сколько угодно.
— Кубатура?
— Шестьдесят саженей полезной площади в каждой квартире.
— Тэк-с. И сегодня можно переехать?
— Сегодня.
— А перевозка вещей на казенный счет?
Федоров на секунду опешил, но сейчас же справился.
«Посмотрим, голубчики, — подумал он злорадно, — что вы запоете, когда я сообщу, что никаких квартир нет. и пристыжу вас…»
И ответил:
— На казенный.
—
— Сегодня.
— Рубль семьдесят пять?
— Рубль семьдесят пять.
— А помесячно потом сколько платить?
— Можно ничего не платить.
Воцарилось жуткое молчание.
Потом сияющая тишина была нарушена скрипучим голосом Еврипидова:
— Ну, вы как там хотите, а я не согласен. Мне дорого. Дорого, господа, дорого, дорого… Да и рассрочки нет… И райончик неважный… До свиданья…
— Дорого! — закричали сотрудники. — Нам дорого! И райончик неважный!..
И поспешно разбежались.
Люди, с которыми не сваришь каши, ужасны: они злы, глупы и жадны. Самомнение их раздуто, как готовый к отлету аэростат. Они любят самих себя нежной, страстной любовью. И очень удивляются, когда узнают, что окружающие терпеть их не могут.
К юбилею Некрасова
— Разрешите, товарищи, поздравить вас в районном масштабе с юбилеем героя труда товарища Некрасова!
Блудихин откашлялся и оглядел собравшихся. Районное начальство явилось в полном составе, начиная от председателя и кончая брандмейстером.
— Не буду, товарищи, останавливаться на международном положении, а сразу перейду к заслугам товарища Некрасова, так и далее, так и далее. Во-, товарищи, первых, нельзя не отметить и, товарищи, во-вторых, у товарища Некрасова имеются заслуги, так и далее, так и далее. И кроме того, из губернского центра имеется циркулярное письмо на предмет переименования какой-либо улицы нашего города, каковой предписано присвоить имя дорогого товарища Некрасова. Не буду останавливаться на заслугах юбиляра, а сразу предлагаю приступить к присвоению улицы товарищу Некрасову. Кто имеет возражения?
Речь Блудихина была покрыта бурными аплодисментами.
— Я вижу, товарищи, что эти, товарищи, аплодисменты как нельзя более говорят за то, что возражений не имеется. Предлагаю приступить к намечению улицы.
Стали намечать.
В городе было восемь улиц.
— Предложим секретарю огласить наименования улиц.
Секретарь порылся в бумагах, выпил стакан воды и сразу же вспотел.
— Улица имени Дня Рождения нашего уважаемого товарища Блудихина, — сказал он.
— Оставить название! — закричали собравшиеся, глядя на председателя собрания хрустальными глазами.
—
— Улица имени Красного Пожарника…
Брандмейстер побагровел.
— Ну-ну, уже и обиделся, — хихикнул Блудихин, похлопывая брандмейстера по могучему плечу, — предлагаю, товарищи, оставить пожарника. Дальше!
— Улица имени Тупакова…
— Я, конечно, ничего не имею, напротив, — заметил Тупаков дрожащим голосом.
— Ладно, оставить! Дальше.
— Переулок имени Трехлетнего Служения на своем посту секретаря…
— Оставить! — заревело собрание. — Дальше читай, Коля!
— Проезд Красного Охотника, заведующего аптечным подотделом товарища Пинчермана.
Пинчерман сделал вид, что ему безразлично все на свете.
— Оставить! — прохрипел Блудихин. — Дальше!
— Пушкинский тупик! — возгласил секретарь. — Все! Больше в реестре улиц не значится. Так сказать, тупик имени Пушкина.
Собравшиеся посмотрели друг на друга. Никакого Пушкина среди них не было. Секретарь даже под стул заглянул.
— Какой же это Пушкин? — с беспокойством спросил Блудихин. — Может быть, в губфинотделе? Вы не помните?
— В губфинотделе есть Пускин, — сказал секретарь, — а Пушкина во всей губернии нету.
— А может быть, он служил раньше и его перевели?
Это соображение показалось самым основательным. Блудихин встал, высморкался и сказал:
— Не буду, товарищи, останавливаться на международном положении, а сразу перейду к заслугам товарища Некрасова, так и далее, так и далее… Предлагаю Пушкинский тупик переименовать в тупик имени товарища Некрасова. Кто имеет возражения?
Речь Блудихина была покрыта бурными аплодисментами.
— Я вижу, товарищи, что эти, товарищи, аплодисменты как нельзя более говорят за то, что возражений не имеется. В заключение позволю себе предложить послать товарищу Некрасову приветственную телеграмму.
Блудихина качали.
Встреча в театре
— Простите, гражданин, нельзя ли попросить у вас на минуточку программу.
— Сделайте одолжение.
Я передал программу соседу. Он принял ее с поклоном.
Сосед был тощ и элегантен.
— Мерси, — сказал он, проглядев список действующих лиц, — простите, вы не из провинции?
— Нет. Москвич. А вы думали…
— Помилуйте, я ничего не думал… Просто маленькое наблюдение… Я, знаете ли, немножко физиономист… Люблю, грешным делом, наблюдать толпу. Сидишь так вот в кресле, ждешь, покуда занавес дадут, и наблюдаешь… Очень интересно и поучительно. Ведь лицо каждого человека — это его визитная карточка, паспорт, анкета даже, если хотите.